Лиза и Мартин, пара из Мюнхена, застряли на разбитой трассе возле Гармиш-Партенкирхена — их синяя «Опель Кадет» дымила, а в багажнике лежала палатка, которую Мартин так и не собрался починить. Он пытался открыть капот, обжигая пальцы о металл, а Лиза, в помятом платье в цветочек, стояла рядом, кутаясь в шаль: «Ты же обещал проверить двигатель перед отъездом». Вместо романтики — ночёвка в гостевом
Лена, 28 лет, редактор в берлинском издательстве «Штернблиц», каждое утро ехала на метро U8 до Александерплац, покупая по дороге чёрный кофе и сдобу с маком. В Цюрихе, куда её отправили на книжную ярмарку, она столкнулась в кафе «Кроненталь» с Йонасом, 32 года, инженером-экологом, который торопился на поезд до Базеля. Он опрокинул её чашку, пока пытался поправить рюкзак с чертежами ветряных
В Гамбурге, в квартире с видом на Эльбу, 68-летняя Инге обнаруживает, что её дочь Лиза оставила двоих детей — 10-летнего Финна и 6-летнюю Мию — на неделю. Инге в панике звонит соседу-пенсионеру Хорсту: «Ты хоть помнишь, как пелёнки менять?» Тот приходит с сумкой старых игрушек и инструкцией по сборке конструктора, но забывает о аллергии Мии на клубнику, из-за чего у девочки появляется сыпь. Пока
Лена, пятнадцать лет, каждое утро проходит мимо аптеки, где ее мать развешивает пучки сушеной крапивы. Запах ржаного хлеба из пекарни г-на Вольфа смешивается с туманом над рекой Шварце. Йохан, ее сосед, находит в лесу за церковью Св. Михаила порванный ботинок с пятнами, похожими на плесень. «Это не от дождя», — бормочет он, тыча пальцем в зеленоватые разводы. Вечером, пока Лена перебирает
Элени, дочь владельца таверны в рыбацкой деревне на Крите, каждое утро чистит кальмаров, пока ее отец, Костас, ругается с поставщиком оливкового масла по телефону. В июле на раскопки древнего порта приезжает Йонас — немецкий археолог в потрепанной панаме, который заказывает в таверне *доматосалату* без лука. «Здесь лук везде, даже в воздухе», — смеется Элени, вытирая руки о передник с выцветшим
В провинциальном Верьере Жюльен Сорель, сын плотника, топчет грязь узких улочек, пробираясь к дому мэра де Реналя. Его наняли учить латыни сыновей чиновника — парень в потёртом сюртуке зубрил учебники при свете сальных свечей, вырываясь из лавки отца. Луиза, жена мэра, в платье с кружевным воротником, сначала смеётся над его резкими жестами, но скоро замечает, как он краснеет, поправляя
Лукас, 16 лет, переезжает с матерью-медсестрой из Дрездена в Берлин после развода родителей. Их новая квартира на третьем этаже в районе Пренцлауэр-Берг — узкий балкон с видом на граффити-гараж и облезлую детскую площадку. В школе на Лихтенбергер-штрассе он сталкивается с Анной, одноклассницей в рваных джинсовых куртках, которая рисует анархистские символы на обложках тетрадей. «Ты из тех, кто
Лора, 23 года, переезжает из Кейптауна в Лос-Анджелес с чемоданом старых фото матери-актрисы. Её агент Марк, в мятом пиджаке от Armani, втирает: «Здесь либо целуешь тапки продюсеров, либо моешь их». Она снимает квартиру над автомастерской — по ночам сквозь тонкие стены пробивается вонь бензина и ругань механиков. На пробах для сериала «Солёный ветер» кастинг-директор щёлкает жвачкой: «Слишком…
В Берлине Анна Шмидт, 34 года, техник-эколог, уговорила брата Томаса, бывшего пилота грузовых рейсов, восстановить старый Cessna 172. Двигатель чинили три месяца в ангаре под Франкфуртом, заложив бабушкины часы. Маршрут: Калининград — Екатеринбург — заброшенный аэродром под Норильском. В салоне — карты 1980-х, термос с кофе и коробка берлинских пряников. «Ты вообще помнишь, как сажать эту
В старом здании на улице Крохмальной в Варшаве Януш Корчак, в очках с толстыми стёклами, разбирает детские тетради. В приюте пахнет дезинфекцией и варёной свёклой. Стефа, девочка с рыжими косами, спорит с Миколаем из-за карандаша: «Ты сломал мой последний!» Корчак подходит, достаёт из кармана закрученный в газету мелок. «Делитесь, как братья, даже когда злитесь», — бормочет он, поправляя пиджак с
Макс Бруннер вытирал руки о промасленный фартук, разглядывая бракованные оттиски плакатов для местного пивного фестиваля. В углу цеха гудела старая радиола — коллега Клаус включил «Rammstein», чтобы заглушить стук пресса. «Опять перепутал пантоны? — крикнул он, подходя к станку. — Смотри, у тебя золотой стал как горчица». Вечером в «Цум Альтен Фукс» Томас, пахнущий цементом, толкнул ему кружку:
В Киеве Олександр, плотник с облупленными ногтями, находит в стене старого дома на Подоле письма 1943 года, адресованные женщине по имени Марта. Он звонит сестре Лине, которая работает в берлинской клинике: «Тут чернила выцвели, но почерк — будто вчера писали. Приезжай, пока сосед сверху не залил квартиру». Лина, откладывая стопку историй болезней с желтыми стикерами, покупает билет на поезд