Павел Зибров в костюме с расстегнутой верхней пуговицей стоит под софитами, поправляя микрофон. За кулисами мать 8-летней Саши Лисиченко шепчет: *«Не забудь про припев»*, но девочка уже выбегает на сцену в блестящих кедах и читает рэп про контрольную по математике: *«Дроби, степени — сплошная безнадёга, а мой щенок ждёт дома у порога»*. В углу студии мальчик Витя Королёв собирает робота из старых
Лило Пелекаи, рыжеволосая шестилетка в потертом комбинезоне, тащит синекожего инопланетянина с тремя глазами за ухо через рынок Ханапепе. "Ты украл *мандарины* у миссис Хоокано?!" — шипит она, пока Стич, скаля игольчатые зубы, прячет фрукты за спиной. Они прячутся от соцработницы в хижине с треснувшими ставнями, где Лило заставляет пришельца слушать пластинку Элвиса: "Это поможет
Андрій, засновник стартапу з розробки додатків для логістики, отримує анонімний лист із фото свого партнера Ігоря, який веде перемовини з конкурентом біля кав’ярні «Шоколадниця» на Подолі. Наступного ранку в офісі на Лівобережній зникають сервери з фінансовими звітами. «Хтось із своїх злив дані через торент», — каже технік Віталій, показуючи Андрію IP-адресу, замасковану під підключення з їхнього
В старом киевском доме с облупившимися обоями в ромашках Ольга нашла папку с документами под кроватью покойного отца. На кухне, перебирая бумаги, она наткнулась на расписку 1998 года: *«Получено 50 000 долларов от Николая Литвиненко»*. Ее брат Андрей, облизывая пальцы после черешневого варенья, бросил: «Ты думаешь, дядько Коля просто так свою долю фабрики отдал?». За окном грохотал трамвай №18,
В морге на окраине Киева Олег Семенович, патологоанатом с пятном кофе на халате, ворчит на новенькую Ирину, пока та роется в ящике с инструментами. «Где скальпель? Вчера клала сюда», — бормочет она, перекладывая пробирки. Олег щелкает пленку фотоаппарата: «Не ищи, возьми мой. И перчатки не забудь — вон у трупа в углу ноготь синий, гляди, заразу подхватишь». На столе — тело женщины в порванном
Олег, утром заваривая растворимый кофе в хрущевке на Оболони, заметил, что окна соседнего дома отражают небо, которого нет — полосу ржавых труб и облупленную вывеску «Продукти». Вчерашний разговор с Катей всплыл обрывками: «Ты тоже их видишь? Как будто пленка надрывается…» По дороге на работу в метро «Днепр» он наткнулся на граффити — лицо девушки с трещиной вместо глаза. Той же вечером, роясь в
Анна, в рваных джинсах и растянутом свитере, копается в чердачной пыли бабушкиного дома в Виннице. Под коробкой с пуговицами находит потрепанный блокнот 1940-х: "Люстра в гостиной — не просто люстра. Ищи нить под третьей плиткой". Марина, соседка-фотограф, щурится при свете фонарика: "Опять твоя бабка шифровала рецепты вареников?" — "Тут про папиного деда... Его
Оксана, официантка в заведении возле старого трамвайного кольца, протирала стойку тряпкой с запахом прокисшего компота. За углом, у окна с отслоившейся краской, Марьяна в зеленом берете ковыряла вилкой в холодном варенике и рисовала углем на салфетке облезлого воробья. «Ты опять за кофе не доплатила», — бросила Оксана, указывая на пятно от кофе на чеке. В ответ услышала: «Это комплимент за твой
Оксана выходит из старого автобуса «Богдан» возле сельского магазина «Рассвет», под ногами хрустит щебень. В руках — потрёпанный чемодан с наклейками киевских хостелов. Бабуля Марьяна ждёт на лавочке у ворот, в платке поверх седых волос. «Ти ж мов та чайка, прилетіла, коли штормить почало», — бормочет она, протягивая пирог с капустой. В доме пахнет сыростью и сушёной мятой. На кухне — треснувшее
В старом доме Шарма в переулке Мумбаи Ума, мать семейства, каждый вечер проверяла, сколько сахара потратили на чай. «Прия, опять ты миндаль пережарила? — бросала она, толкая тарелку. — Сын мой Анил заслужил жену, которая не путает кардамон с перцем». Прия молча убирала крошки со стола, зная, что свекровь прячет в комоде старые письма от покойного мужа — там речь о разделе земли с братом. Младшая
Лиза, в потёртом пальто и с чемоданом, обклеенным наклейками пианино, выходит на перрон киевского вокзала. В консерваторском общежитии её встречает соседка Марина, развешивающая мокрое бельё на батарею: «Если будешь играть ночью, привяжу к стулу скрипкой». В классе №7, где пахнет лаком и пылью, преподаватель Андрей Петрович, постукивая карандашом по фонотеке, бросает: «Твой Шопен звучит как марш
Кэсси Блейк переезжает в Чанс-Харбор к бабушке после гибели матери. В старом доме с облупившимися обоями она находит коробку с письмами, где мать упоминает «круг» и имена: Диана, Адам, Фиэй. В кафе «Бойлерная комната», пахнущем жженым кофе, местные подростки в кожаных куртках и рваных джинсах замечают её. Диана, с рыжими волосами до пояса, подходит первой: «Ты новенькая? Покажу библиотеку — там
