Виктор, инженер с завода «Красный Октябрь», каждое утро пробирался через снежные заносы к проходной, зажав в кармане потрёпанный блокнот с расчётами. В обеденной зоне, за столом с липкой клеёнкой, Алексей, наладчик станков, толкал ему консервированные огурцы: «Слушай, в третьем цеху опять шум — старые турбины скрипят, как гробы. Сверху приказали молчать». Вечером, разбирая архив в подсобке,
В Екатеринбурге, в пятиэтажке возле вокзала, 23-летняя Марина Красильникова получает смс: *«Забери посылку у киоска с цветами. Не открывай»*. Вместо косметики — пачка долларов и ключ от камеры хранения. Ее задерживают на трамвайной остановке, пока она жует жвачку «Love is…». Следователь Глухов, в мятом пиджаке с пятном от кофе, тычет распечаткой переписки в Telegram: *«Это твой ник — «Лисёнок»?
Вера, в белом халате с потёртыми локтями, разворачивает стерильный бинт, когда в дверь роддома вваливается Андрей. За ним — Катя, шестнадцатилетняя дочь в мешковатой кофте, прячущая живот под сумкой «Пятерочка». «Ты же принимала роды у моей матери, — бросает Андрей, разглядывая трещину на стене. — С Катей разберёшься». Вера молча натягивает перчатки, включает древний аппарат УЗИ: экран мигает,
В Рыбинске местный архивный работник Лида Коршунова находит потрёпанный дневник 1930-х годов с пометкой «Молога. Ул. Рыбацкая, 12». Вместе с дайвером-энтузиастом Артёмом Ветровым они спускаются к руинам затопленного города: Артём фиксирует на камеру обломки кирпичной колокольни, зацепившейся за коряги, а Лида в лодке сверяет координаты с картой из дневника. «Тут раньше пекарня была, — бормочет
Николай, слесарь с завода в Нижнем Тагиле, каждое утро заваривает чай в потёртом термосе, оставляя половину на столе сыну. Алёша, 19 лет, спит в комнате с обоями в звёздочках, игнорирует остывшую заварку — он собирает рюкзак для поездки в Питер, куда его зовёт подруга Катя. «Собираешься сбежать, как мать?» — Николай хлопает дверцей «Жигулей», чиня глушитель. «Не сбежать, а уехать. Здесь даже
Андрей, в засаленной кепке и резиновых сапогах, каждое утро месил грязь между теплицами на окраине Клинцовки. Соседка Марфа Степановна, передавая ему ведро с картофельными очистками для компоста, бурчала: «Опять твои розы козёл потоптал — забор чини, а то до морковки доберётся». Вечерами он поливал рассаду помидоров из жестяной лейки, слушая, как трещит транзисторное радио на крыльце — сводки о
В заброшенном гараже под Тулой механик Илья Соколов, разбирая ящики с деталями от «Жигулей», натыкается на промасленный блокнот с эскизами странного двигателя. На последней странице — печать с инициалами «LdV» и координаты, ведущие в заброшенную церковь в Пскове. «Черт, это ж чертежи да Винчи», — бормочет он, пока его сестра-реставратор Аня, вытирая руки об фартук, замечает: «Ты с ума сошел, тут
Алиса, в потёртой куртке с капюшоном, каждое утро проверяла сети на берегу возле посёлка Листвянка. Отец, Игорь Петрович, исчез два месяца назад после шторма, оставив в сарае ящик с морскими картами и потрёпанный блокнот, где рядом с координатами 54°41’N 142°36’E было написано: *«Они врут про границы течений»*. Денис, её друг с детства, чинил мотор на катере «Марс», когда она пришла с находкой.
В приморском городке под Владивостоком библиотекарь Лида Морозова, 34 года, разбирает коробки с книгами после наводнения. В мокром томе Чехова находит конверт с фотографией 1945 года: незнакомый мужчина в военной форме держит за руку её бабушку. За обедом из тушеной капусты и гречки Лида спрашивает отца-рыбака: «Почему у деда Ильи на погонах одна звезда, а тут три?» Отец молчит, глядя на
Лера, студентка из Твери, моет полы в кафе на Арбате, пока Маша, дочь местного бизнесмена, заказывает латте с двойной пенкой. Они сталкиваются в туалете: Маша, в кожаном пальто с меховым воротником, разглядывает Леру. «Ты как моя копия, только без денег», — смеётся, оставляя на раковине помаду. Через три дня Лера видит в новостях ДТП на Рублёвке — Машина «Ауди» врезалась в отбойник. В морге, куда
Старшина Федот Васков, угрюмый и обветренный, курил махорку у барака в карельской глуши. Застава №171 — три покосившихся избы, обнесенные колючкой, да ржавая зенитка на сопке. Вместо бойцов прислали девчат: Рита Осянина, с лицом как натянутая струна, Женя Комелькова с папиросой в зубах, Лиза Бричкина в валенках на два размера больше, Соня Гурвич, шептавшая стихи из потрепанного томика, и Галя
Алексей, в гимнастёрке с потёртыми пуговицами, приезжает в станицу на грузовике с проржавевшей кабиной. Во дворе родительского дома — треснувшее корыто, куры копаются в грязи. Настя, в платье с заплаткой на локте, выбегает из соседней хаты, замирает: «Живой… А я уже свечку ставила». Он молча роняет вещмешок, внутри — трофейный бинокль и пачка писем, залитых чернилами. По вечерам они сидят на