Фрэнк, 42 года, каждое утро натягивает рыжий парик и красно-желтый комбинезон перед зеркалом в тесной гримерке студии *BørneTV*. Его шоу «Смехотрон» снимают в промзоне Копенгагена, между заброшенным складом и автомойкой. Дома, в двухкомнатной хрущевке на 4-м этаже, жена Майя складывает его костюм в стиральную машину: «Ты в этом спал опять?» Фрэнк мямлит: «Это не костюм, это я». Вечером он
Джейкоб, тридцатилетний автомеханик из захолустного Эшвилла, коптит сигареты в гараже, заваленном промасленными тряпками и старыми запчастями. Его младший брат Майкл, только что демобилизовавшийся из Афганистана, врывается с чемоданом и просьбой: «Пусти переночевать, пока не найду работу». За ужином из консервированной тушёнки Майкл роняет вилку: «Папа оставил тебе мастерскую, а мне — долги.
Харуто Сомэдзаки, детектив в костюме от Brioni, ковыряется в поддельных таблетках карманным микроскопом прямо в баре ночного клуба «Luna». На столе — чек на 5 миллионов иен от клиента-фармацевта. «Здесь что-то нечисто, даже для аптеки», — бормочет он, разглядывая голубоватый порошок. Его напарница Мая Ито, в мятом пиджаке и с термосом дешевого кофе, приносит распечатку звонков: «Твой «чистый»
Торбьёрн, в кожаном пиджаке с потёртыми локтями, приезжает в родной посёлок Хеймдал после смерти отца-фермера. Сестра Маргрет, вязавшая у камина свитер с оленями, бросает клубок: «Следователь сказал — несчастный случай. Но зачем он ночью лез в штольню?» В конторе шерифа Ингвара, где пахнет кофе и пылью, Торбьёрн находит отцовский дневник с пометкой *«И. солгал насчёт 2007»*. На полях — пятно,
Джек Морган, бывший инженер с обветренными руками от работы на заводе, снимает полуразрушенный сарай на окраине Бруксайда. Он мастерит самодельные пивные котлы из ржавых бочек, пока его сосед Ларри Финч, толстый весельчак в засаленном фартуке, таскает мешки с солодом из подвала местного паба. «Слушай, у тебя дрожжи прокисли, – ворчит Ларри, вытирая пот со лба, – в прошлый раз пенка оседала, как
Миша Голубев, 27 лет, живет в обшарпанной двухкомнатной хрущевке на окраине Твери. Работает грузчиком в магазине «Рассвет», где каждое утро роняет коробки с маринованными огурцами. В пятницу, помогая соседу дяде Коле чинить Жигули, перепутал болты и оставил машину без колеса. «Ты ж как слон в посудной лавке!» — орет дядя Коля, размахивая гаечным ключом. Вечером того же дня Миша пытается починить
Джейк Тернер, детектив из Майами с подпёрнутой кофе-станцией в углу кабинета, внедряет свою овчарку Макса в наркосети через подставные притоны. Каждый выезд начинается с ритуала: Макс грызёт резиновый мяч в машине, пока Джейк договаривается с информатором в забегаловке «El Toro». «Если гавкнешь раньше времени — останешься без печенек», — бросает он псу, пряча жучок в ошейник. Расследуя поставки
В Финиксе медсестра Елена Маркес замечает, как у пациента в синих хирургических маске и ссадинах на шее начинают вздуваться вены, становясь фиолетовыми. «Это не COVID», — бормочет она, тыкая пальцем в температурный график на планшете. Звонит бывшему мужу, эпидемиологу Полу Уиттекеру: «Ты посмотри анализы — лимфоциты падают, как после радиации». Пол отмахивается: «Опять твои фантазии, Лена». Через
Юки, студентка из Осаки, переезжает в ветхий дом в районе Хигасияма в Киото, доставшийся от бабушки. Пока разбирает коробки с потёртыми книгами эпохи Сёва, замечает шевеление в углу комнаты. Из-под татами с треснутым краем выползает пушистое существо с зелёной шерстью и лисьими ушами — Таматоэ. «Ты раздавила мою сушёную сардину!» — ворчит он, указывая на рассыпанные под циновкой рыбьи кости. Юки,
Кори, в мятом свитере и с рюкзаком, застрявшим в дверях старого синего седана, пытается уговорить Андреа зайти в придорожный магазин в Аризоне. "Смотри, там бабушка с таксой — идеально. Я надену костюм енота и начну рыться в мусорке, а ты кричи, что я твой бывший," — бормочет он, поправляя парик. Андреа, жуя жвачку, закатывает глаза: "Опять я должна орать? В прошлый раз из-за тебя
В пятницу Эмили втискивает сумку в багажник старого Subaru, мямля в телефон, что офисный кондиционер довёл её до мигрени. Сестра Лора встречает её в Чикаго на парковке у пятиэтажки 70-х годов — в спортивных шортах, с банкой энергетика. «Тут лифт третий день сломан», — бросает она, забирая ключи. В квартире с рассохшимися половицами Эмили натыкается на гитару с облупившимся грифом и пачку
Эйтан, 32 года, владелец маленькой пекарни *Лахамим* в Тель-Авиве, каждое утро начинал с замеса теста под треск старого вентилятора. Его клиенты — пенсионеры с рынка Кармель и студенты из соседнего колледжа — жаловались на изюм в хале, но возвращались за его фирменным ржаным хлебом. В четверг, когда жара достигала 40 градусов, в дверь ворвалась Лиат, 28 лет, в потёртых джинсах и с чемоданом — она