Надежда, 16 лет, втискивается между школьными учебниками и кастрюлями в хрущевке на окраине Нижнего Тагила. Отец, Виктор Степанович, после смены на вагоностроительном заводе заваливается на диван с банкой «Охоты», бубня про задержку зарплаты. Младший брат Сашка, глуховатый от осложнений после скарлатины, тычет пальцем в учебник географии: «Надь, а Волга точно впадает в Каспийское?» Вечерний
Максим Ларин, худой парень в очках с треснувшей дужкой, три дня не спал, отслеживая транзакции "Восточного кредита". В съемной однушке на окраине Питера пахло перегоревшим блоком питания и дешевым кофе "Якобс". Он тыкал пальцем в монитор с царапиной от кошачьего когтя: "Смотри, Игорь, тут дыра — как канализация в хрущевке". Его напарник, бывший сисадмин из
Рикардо, бывший водитель автобуса из Сантуса, каждое утро заваривает *cafezinho* в жестяной кружке, пока ждет рейс до рынка в Сан-Паулу. В пятницу, когда он разгружал ящики с папайей, услышал за углом складского ангара резкий спор: «*Você sabe demais, seu merdinha!*» — и глухой удар. Через щель в ржавой двери он увидел, как двое в кожаных куртках с нашивкой «CV» запихивают в багажник белого
Оксана, учительница из села под Коломыей, каждое утро заваривает чай из зверобоя, пока ее сосед Игорь стучит в окно: «Опять твои дети дроздов в тетрадках рисуют?». Она прячет письмо из Киева — приглашение на курсы повышения квалификации. В это время Наталья, стоматолог из Оболонского района, разбирает квитанции за коммуналку, слыша, как муж Витя кричит из ванной: «Трубу прорвало, а ты как всегда
Понедельник начался с того, что Вова нашел в кармане старой куртки 500 гривен, заляпанных вареньем. «Ха, бабушка опять прятала, как от деда», — хрипло засмеялся, разминая купюры. Вместо работы поехал к Лене в Оболонь — она три дня не брала трубку, а в холодильнике у неё, как он помнил, всегда стояла банка холодного узвара. В подъезде столкнулся с соседом-таксистом: «Опять к Лерке? Да она вчера с
Лиора, 16 лет, копается в гараже матери в Тель-Авиве, пытаясь найти старый удлинитель для гитары. За коробкой с советскими кассетами натыкается на потёртый конверт с надписью «Для Эли, 1997». Внутри — фотография женщины в платье с выцветшими розами и ключ от почтового ящика. «Чья это бабушка?» — спрашивает она мать, которая резко выхватывает конверт: «Не твоё. Выбрось». Вечером Лиора пробирается
Карлос, худой парень в заляпанной краской рубашке, копался в руинах заброшенной усадьбы под Гранадой. В щели между кирпичами он нашел пожелтевшие ноты, завернутые в обрывки газет 1937 года. «*¿Música?* — пробормотал он, разглядывая странные пометки на полях — цифры, перечеркнутые крестами». Вечером в баре «El Rincon de los Suspiros» официантка Лусия, поднося ему стакан орчаты, вдруг схватила
Олег Марченко, инженер-энергетик из Чернигова, случайно попадает в предвыборный список после того, как местный политтехнолог Семен Грошев находит его старые статьи о коррупции в ЖЭКах. В квартире Олега, заваленной чертежами и пачками счетов за свет, Грошев тычет пальцем в экран ноутбука: «Ты же десять лет ругаешь, что трубы в подвалах гнилые? Вот твой шанс — будешь ругать в Раде». Жена Ирина,
Света, 11 лет, въезжает в детдом под Красноярском в марте. Мать погибла в ДТП с пьяным водителем, отец Сергей — на зоне за кражу тракторных аккумуляторов. В комнате с жёлтыми обоями девочка кладёт под подушку потрёпанное фото: мать в платке кормит кур, на заднем плане — покосившийся сарай. Воспитательница Татьяна Николаевна, бывшая медсестра, замечает синяк на локте: «Опять через забор?» Света
Джизай, заросший в щербатый свитер, ворочает старый микшерный пульт в подвале на окраине Торонто. На столе — треснувшие наушники с отклеившимся поролоном, пустая пицца «Пепперони» и ноутбук с мигающим треком «Northside Pulse». «Слышишь этот бас?» — бормочет он продюсеру Рико, тыкая в экран закопченным пальцем. «Это не бит, это сердцебиение района. Понизь частоту — и всё, труп». На улице —
Анна, аптекарша с улицы Советской, разминулась с покупателем из-за треснувшей плитки у входа. Ржавая касса гудела, пока она пересчитывала сдачу — не хватало 200 рублей. В тот же день Максим, в черной кожаной куртке и с чемоданом из искусственной кожи, заказал эспрессо в кафе "Рассвет". Его BMW с московскими номерами припарковался под покосившимся рекламным щитом лекарств. "Твоя
Сергей, водитель 47-го маршрута, каждое утро протирал лоб ладонью, пока автобус грелся в гараже на Лиговском. В кабине пахло маслом и сырым ковриком. «Серега, опять кофе вместо яичницы?» — хрипел механик Виктор, затягиваясь у гаража. «Сытнее не станешь», — бурчал Сергей, закусывая сухим пряником. Вечером он возвращался в двушку на Ржевке: треснутая кружка на подоконнике, голубой свет телевизора
