Саша, в белом седане с подержанными номерами, резко выруливает на обгон грузовика под Нижним Новгородом. Кирилл, ехавший навстречу на ржавой «девятке», врезается в отбойник, избегая лобового. Выскочив из машины, он стучит кулаком по капоту Саши: «Ты вообще в зеркала смотришь?» — тычет пальцем в треснувший бампер. Девушка, в кожаной куртке с оторванной кисточкой, достает из бардачка пачку тысяч:
Каори, 32 года, обнаружила в кармане пиджака мужа Сёты чек из ювелирного магазина в Сибуя — но подарок предназначался не ей. Вместо конфронтации она начала следить за ним, записывая маршруты в блокнот с наклейкой кота. Однажды в дождь возле станции Синагава она увидела, как Сёта целует Юми, коллегу из рекламного агентства. "Ты опять задерживаешься?" — спросила Каори вечером, разглядывая
Юки, 23 года, устроилась горничной в полузаброшенный отель в горах Тайваня. В первый же день она нашла под кроватью в номере 303 деревянную куклу с треснувшим глазом, завернутую в газету 1987 года. «Выбрасывать нельзя», — оборвал ее директор Хигаси, поправляя галстук с пятном от соевого соуса. По вечерам Аой, повар с татуировкой карпа на шее, готовил на кухне тушеную свинину с бамбуком, но Юки
Пим, в потёртой футболке с пятном от кофе, моет полы в кафе возле вокзала. Её отец Сомчат спит на кухне, обняв пустую бутылку *Hong Thong*. Чалерм, парень в мятых джинсах и с гитарой за спиной, поднимает упавший поднос: «Опять не выспалась?» — «Не твоё дело», — бросает Пим, вытирая руки о фартук. Вечером он приходит к её дому — треснувшая стена заклеена плакатами тайских рок-групп, на столе
Эмили, 27 лет, разливает латте в потрепанной кофейне «У Марвина» где-то под Чикаго. За стойкой — трещина от давнишней драки, а в углу вечно мигает неоновая вывеска "Open". Каждое утро в 8:15 заходит Джейкоб, младший библиотекарь, с потрепанным экземпляром «Над пропастью во ржи» под мышкой. «Опять Сэлинджер? — бросает она, вытирая пенку с портафильтра. — Тебе бы Воннегута попробовать,
Мартин, водитель фуры, каждую неделю трясётся по разбитой трассе между Брно и Прагой. Дома его ждёт Катержина — после восьми часов за кассой в «Теско» у неё горит спина, а на кухне вечно лужа от подтекающего чайника. Элишка, их тринадцатилетняя дочь, рисует в углу тетради чёрных птиц, пока родители спорят о деньгах. «Ты хоть раз купил нормальные продукты, а не эти консервы?» — Катя швыряет в
Ли Минь, пятнадцатилетний парень из провинции Хубэй, каждое утро разгружал ящики с лапшой в семейной лавке возле вокзала. Его подруга Сяо Юй, дочь владелицы химчистки, часто забегала к нему с краденой булочкой из соседней пекарни: «Опять твой батя заставил тестя месить? У тебя даже мука в ушах». Они мечтали сбежать в Чунцин — Ли Минь грезил мотоциклами, а Сяо Юй копила на курсы дизайна, пряча
Катя, 28 лет, верстальщица в издательстве, каждое утро покупает кофе навынос в ларьке у метро «Спортивная». В марте она случайно залила ноутбук Сергея, 32 года, менеджера в рекламном агентстве, в кафе «Балкон» на Плющихе. Он ругался на утекший латте, но через неделю принёс ей коробку рахат-лукума — «за нервный срыв», усмехнулся. Они гуляли по набережной возле Лужников, Катя смеялась над его
Люси приезжает в сибирский городок, где выросла, через три дня после похорон матери. В полуразвалившемся доме на улице Советской она сталкивается с братом Денисом, который уже вынес старый телевизор «Рекорд» на продажу. «Ты опоздала на десять лет, теперь рыться в её юбках?» — бросает он, разбивая ящик с письмами от отца-алкоголика. Люси находит в чулане конверт с деньгами и ключом от заброшенной
Амина, 14 лет, копается в старом сундуке на чердаке дома в Лагосе, пока её отец Бабатунде чинит сломанный радиоприёмник внизу. Она находит амулет с треснувшим камнем — тот сразу нагревается в руке, заставляя стену перед ней исказиться, как воду. «Откуда эта штука?» — кричит она отцу. «Не трогай, это не игрушка», — бормочет Бабатунде, но Амина уже прячет амулет под школьную юбку. На следующий
Лида, медсестра из захолустной поликлиники в сибирской деревне, каждое утро протирала спиртом треснувший стол в процедурном кабинете. За окном — ржавый забор, за ним валялись пустые бутылки из-под самогона. Ее брат Иван, худой и молчаливый, возился с ульями на окраине села, где земля пахла дымом и хвоей. Он говорил Лиде, разбирая соты: *«Пчелы злее становятся… Чуют, что землю нашу продали»*. В
Софи, француженка с рыжими волосами, всегда опаздывает на встречи в кафе возле метро Oberkampf. Дерек, американец в потертой кожаной куртке, впервые видит её, когда она спорит с бариста из-за пережаренного круассана. «Ты вообще отличаешь масло от маргарина?» — бросает она, закусывая губу. Он смеётся, платит за её кофе, и они три часа болтают о плохом парижском железе в дверях её квартиры на rue
