Томми, докер с застарелым шрамом на левой руке, разгружал ящики в порту Ливерпуля под моросящим дождем. Его соседка Эмили, студентка-архитектор в рваных джинсах, рисовала углем заброшенные краны на промзоне. "Слышал, старики с East Street опять уголь тырят с барж", – бросил он, вытирая ладони о промасленный фартук. Она фыркнула, поправляя рыжий шарф: "Твои красавцы вчера
В тридцатых старый особняк на северо-западе Лондона перестроили под студию: рабочие снимали обои, тянули провода, а инженер Алан Блюмлейн возился с микрофонами в углу. "Здесь эхо как в гробнице, — бормотал он, — но если повесить ковры…" Первые записи — Эдвард Элгар дирижирует оркестром, потом Черчилль читает речь о войне в комнате с дубовыми панелями. В сороковых певица Вера Линн в
Хильма копошится в углу мастерской, перебирая засохшие тюбики ультрамарина. За окном — Стокгольм, февраль 1903-го, снег прилипает к стёклам ателье на улице Васагатан. Элла, соседка-скульптор, стучит костяшками по раме: «Ты опять проспала лекцию Линдберга? Он грозился выгнать тебя за эскизы этих… спиралей». Хильма молчит, вытирает кисти об передник, запачканный охрой. В ящике комода — стопка писем
Хавьер нашел коробку с испанскими журналами за 1923 год в подвале заброшенного дома на окраине Феникса. Внутри лежал амулет с трещиной и бутылка зеленоватой жидкости. Лина, тыкая в iPhone с треснутым экраном, прошептала: «Тут про обряд — три капли на язык, шепот *«sangre y tiempo»* перед рассветом». Тайлер, в рваных кедах и с запахом энергетика, выпил первым. На следующий день шрам от
Фина, рыжеволосая студентка-археолог, копается в архивах Веллингтонской библиотеки, когда натыкается на потёртую фотографию 1940-х с пометкой *"Te Ana-o-te-Pō"*. Её друг Кай, мастер по ремонту лодок с татуировкой *moko kauae* на подбородке, замечает: *"Это пещера на Южном острове. Дедушка говорил, там *taniwha* обитает — дух-хранитель"*. Они едут через городок Раторуа, где
Ли Вэй, слесарь с завода «Хуньдао», каждый день заканчивал смену, протирая руки промасленной тряпкой. Его соседка Мэйлин, работавшая на конвейере, частенько подкалывала: «Опять в мастерскую? Там хоть пару юаней платят, или просто ржавчину грызёшь?». Городок Дунфань, забитый фабричными трубами, жил слухами: кто-то видел, как начальник цеха Чжан Юй выгружал бракованные детали в старые грузовики за
Данте Торетти, комиссар с пятном кофе на воротнике, копается в бумагах на третьем этаже туринского участка. Убийство в порту — труп грузчика с клеймом «NDR» на шее. Марко, напарник в мятом пиджаке, швыряет папку: «Опять эти ублюдки из ’Ndrangheta. Смотри, тут ключ-брелок с инициалами V.L.». Данте гуглит камеры у доков: ржавый фургон без номеров, тень в капюшоне. В баре «Лунаросса» информатор
Казимир, архивариус из Варшавы, копался в подвалах ратуши, разбирая коробки с бумагами 80-х. Наткнулся на потёртый дневник с пометкой *"Klątwa"* (Проклятие) и детскими рисунками горящих домов. В тот же вечер, возвращаясь с жареным *pączkiem* в руке, он увидел на экране телевизора в витрине магазина репортаж о пожаре в Гданьске — точь-в-точь как в дневнике. «*To nie może być prawda…*» —
Луиза Моро, 17 лет, разгружает коробки с круассанами в кафе отца на узкой улочке Марселя. Каждое утро она протирает стойку с надтреснутой кофемашиной, добавляет щепотку корицы в латте для пожилой госпожи Лефевр, которая всегда просит «как тогда, в 80-х». После смены Луиза пробирается через рынок с корзиной объедков для бездомных кошек — там она сталкивается с Амиром, парнем из Алжира, который
Джейк Тернер, тридцать семь лет, бывший чемпион по пинболу, чинит 'Шевроле-67' в гараже на окраине Сан-Франциско, когда к нему приезжает Эдди "Флиппер" Мартинес. Тот достает из кармана ключ с наклейкой *Silver Star Arcade*: *"Помнишь, как мы били рекорды на 'Medieval Madness'? Зал продают под фитнес-клуб. Если за неделю не соберем турнир — снесут"*. Джейк
В варшавском районе Прага пятнадцатилетний Матеуш «Матыс» Ковальски после школы подрабатывает разгрузкой фур с углём для местной котельной. Его старшая сестра Агата, медсестра в больнице на улице Солец, постоянно ворчит: «Опять крошки в куртке? Хоть бы в стиралку закинул». Они живут в хрущёвке на третьем этаже — окна выходят на заброшенный трамвайный парк. По вечерам Матыс рисует граффити на
Фарид, 16 лет, каждое утро пробирается через шумный базар Таджриш, чтобы купить лепешки до школы. Его мать, Наргес, шьет платья на заказ в однокомнатной квартире с треснувшими обоями. «Пальцы уже не гнутся, сынок», — жалуется она, растирая суставы винным уксусом. Фарид прячет объявление о подработке в автомастерской — директор школы грозится отчислить его за прогулы, если тот опоздает еще раз. По
