Марьяна чинит кофемашину в подсобке кондитерского цеха, когда замечает Олега в окно — он толкает тележку с мукой через двор, перепачканный апрельской грязью. Вечером у ларька с чебуреками она достает смятые гривны, а он, стоя в очереди с каской под мышкой, бросает: *«Слушай, а вдруг мы однажды проснемся и поймем, что зря не сбежали отсюда?»*. Она молчит, разминая в кармане обертку от «Рошен»,
Настя ждала Сергея два года, пока он был в зоне АТО. Когда он вернулся в их городок с треснувшими асфальтовыми дорогами и покосившимися синими заборами, она накрыла стол — борщ в глиняной кастрюле остыл, так и не дождавшись гостей. Сергей молча ел, пальцами вдавливая хлебный мякиш в тарелку. «Ты хоть письмо мог прислать», — бросила Настя, вытирая тряпкой масляные брызги с плиты. Он потянулся
Оля, в выцветшем синем фартуке и с красным платком на голове, пересчитывала ящики с картошкой на киевском рынке «Журавка». Возле прилавка остановился потрёпанный ЗИЛ с прицепом — из кабины вылез Андрей, в засаленной куртке и кепке с отслоившимся козырьком. «Сколько за мешок?» — спросил он, разминая плечо со шрамом от осколка. Оля, не поднимая глаз: «Двести. Бери три — скину пятьдесят». Он молча
Зинаида, в засаленном фартуке и стоптанных тапках, выгружала банки с тушенкой из ржавой «Таврии» во двор своего дома на окраине Каменца-Подольского. Ее дочь Оксана, в рваных джинсах и с сигаретой в зубах, вытирала пыль с фотографии отца, который ушел пять лет назад к «той стерве из Житомира». «Съеду в Киев, мам, хоть на мойках буду работать — тут даже Wi-Fi тупит», — бросила Оксана, пнув ногой
Анна, учительница младших классов из Коломыи, каждое утро поправляла очки и раздавала тетради с пометками синей ручкой. В классе пахло мелом и мокрыми куртками — дети приносили запах осеннего дождя. «Пані Анно, а чому на вулицях танки?» — спросил Васько, размазывая грязь по обложке. Она замерла, поправляя занавеску с выцветшими ромашками: «Це… навчання». Ветер донес гул со стороны вокзала, где
Марьяна, 17 лет, рылась в старом сундуке на чердаке бабушкиного дома в Житомире. Под стопкой выцветших платьев нашла жестяную коробку с пуговицами — одна, с треснувшей эмалью и узором в виде спирали, прилипла к пальцам. "Скинь, не бери чужое", — буркнул брат Олег, закручивая гайки на велосипеде у крыльца. На следующий день в школе пуговица нагрелась, а в тетради по алгебре появились
Оксана, кассирша из супермаркета «Велмарт» на Оболони, находит брата Андрея спящим в ванной с зажатым в руке армейским жетоном. Он вернулся из-под Изюма три дня назад, но до сих пор не распаковал рюкзак с прожжённой по бокам тканью. «Ты ж сам говорил, там никого не осталось», — бросает она, разбирая банки с солеными огурцами на кухне. Андрей молча чинит старый «Днепр» в гараже, заваленном ящиками
Оксана, 34 года, работает в аптеке на левом берегу Киева. Каждое утро она пьёт кофе из гранёного стакана, доставшегося от бабушки, и идёт на работу через двор с облупленными качелями. В четверг, разбирая коробку с бинтами, она обнаружила раненого голубя с обожжённым крылом у мусорных баков. «Ты что, с неба упал?» — прошептала, завернув птицу в свой клетчатый шарф. Дома, в хрущёвке на пятом этаже,
Оксана втирала пятно от йода на прилавке одесской аптеки, когда за дверью хлопнул «Запорожец» Сергея. Сосед припарковался вплотную к её велосипеду — третью неделю подряд. «Ты хоть зеркала сложи, а то об тебя корзинку поцарапаю!» — крикнула она, вытирая руки об халат с выцветшим логотипом «Фармацевт-плюс». Он вышел, щёлкая семечки, и ткнул пальцем в трещину на плитке под окном: «Это твой кошачий
Иван, в рваной куртке с нашивкой «Егерь», шарил фонарем по кустам возле покосившейся вышки с треснувшим дозиметром. В рюкзаке стучали патроны от «Сайги», рядом хрипел старый «Урал» с заклеенной изолентой фарой. «Опять волки резали скот в Копачах», — бормотал он в рацию, разминая затекшую ногу. Сын Сашка, приехавший из Киева на выходные, ковырял вилкой тушенку у костра: «Ты тут как последний
Оля, в потёртых джинсах и мужской рубашке, вытирала пот со лба, разгружая ящики с персиками у сарая. Отец, Николай Иванович, ворчал, что пора бы уже замуж, а не с деревьями возиться. «Ты бы хоть Володьку из райцентра присмотрела, у него трактор новый», — бросал он, затягиваясь самокруткой. Сестра Марина, беременная третьим, приезжала на выходные, привозила конфеты в смятых фантиках: «У тебя,
Анна просыпалась в шесть утра в хрущевке на окраине Харькова. Мать Нина, с одеялом на коленях из-за артрита, просила переставить грелку: «Опять холодная, дочка». На кухне трещал чайник с отколотой эмалью — Анна заваривала ромашку, пока сосед за стеной ругал футбольную команду. Днем она развешивала простыни во дворе, вечерами — тушила помаду в подсобке клуба «Мираж». Оксана, барменша в блестящем
В порту Одессы грузчик Олег Шевченко находит в ящике с замороженной ставридой свёрток — внутри паспорта и ключи от сейфа. Он прячет находку в старую куртку, пока начальник, Грицько, кричит: *"Шевелись, а то полставки вычту!"* Вечером Олег забирает сестру Ирину из кафе "Волна", где она моет полы. В автобусе Ира шепчет: *"Снова отец задыхается. Лекарства кончились…"*
Марія, доярка з села під Житомиром, щодня після зміни на фермі поливає помідори у теплиці, яку змайструвала з старих віконних рам. Її сусід Олег, механік із засмагою від зварювальника, частує її самогоном з чорносливом: «Тобі треба м’ятись менше, дівко. Чоловік у полі, а ти в теплиці — не пара». Вона відштовхує пляшку, розбиваючи глечик з базиліком — зелений слід на бетонній стіні хати.
Катя, 12 лет, в потертой куртке с оторванной пуговицей, прячет под кроватью в интернате коробку из-под конфет. Там — стопка писем к ангелу на обрывках тетрадных листов: *«Мама пообещала вернуться перед Новым годом. Скажи ей, что я жду у фонтана возле Крещатика»*. В ночь на 31 декабря, прихватив мешок с сухарями и фотографией матери в синей рамке, пробирается через дыру в заборе. Мороз щиплет
Катя, с рыжими прядями, выбивающимися из-под вязаной шапки, толкала дверь кафе «Мрія» локтем, балансируя с подносом пустых чашек. За столиком у окна Макс в засаленной куртке сварщика листал конспекты по сопромату, оставляя отпечатки пальцев на страницах. «Опять проспал лекцию?» — бросила она, вытирая стол тряпкой с запахом старой губки. Он поднял глаза, доставая из кармана смятый чек: «Слушай,
Анна, студентка-архивист из Киева, нашла в старом чемодане деда потрепанный блокнот с координатами и кассету. На пленке — мужской голос, напевающий *«Ой, у вишнёвому садочку»* сквозь помехи. В углу записи мелькнуло: *«Львов, 12.04.1986»*. Дед, бывший инженер Чернобыльской АЭС, никогда не говорил о работе. «Хватит копаться в пыли», — бросила мать, вытирая руки о фартук, но Аня села на поезд до
Анна, учительница младших классов из киевской хрущевки, просыпается в комнате с обоями в ромашках, где на диване валяется гитара и пахнет подгоревшим кофе. Ее голос звучит чужим баритоном — теперь это тело Максима, 27-летнего безработного музыканта, который в это же время пытается натянуть на себя ее юбку-карандаш в квартире с видом на школу №143. «Ти що, з бджiл у головi?» — орет мать Максима,
Сергей, приехавший из Киева на похороны бабушки, копался в её кладовке среди старых чемоданов и банок с вареньем. Нашел потёртый конверт с фотографией 60-х: мужчина в тельняшке стоит у знака «Одесса-порт», на обороте — «Всё для Лены». В ящике комода завалялась латунная шкатулка с треснувшей эмалью, внутри — ключ от сейфа и чековая книжка швейцарского банка. «Хрень какая-то, — бормотал он, вытирая
Оля, в выцветшем фартуке с пятном от борща, протирала столик в киевском кафе «Верба», когда Катя заказала латте с корицей. У Кати на запястье браслет из проволоки, сама — в кожаной куртке с запахом краски на рукаве. «Ты же не хочешь тут киснуть всю жизнь?» — Катя протянула визитку с адресом мастерской на Подоле. Оля, пряча дрожь в пальцах, согласилась позировать для портрета. Через неделю они
Лена, парикмахер из Ивано-Франковска, каждое утро покупала кофе в «Старой Печи» на улице Грушевского. Бармен Слава, с татуировкой совы на запястье, всегда клал два куска рафинада — она ни разу не говорила, что любит сладкое. Вечерами она чинила потрескавшиеся обои в хрущевке, оставшейся от бабушки, а он искал деньги на ремонт кофейни через знакомых таксистов. «Ты как будто строишь замок из
Артем, Лиза и Макс забрели на территорию заброшенного металлургического завода за старыми шестеренками для школьного проекта. Вместо цехов нашли провал в полу — узкий лаз в подземные тоннели. Лиза, тыча фонариком в темноту: *"Света нет, батарея сдохла… Может, назад?"* Макс, разглядывая граффити с чьими-то инициалами "С.К. 84", сполз вниз первым. В сыром коридоре наткнулись на
Николай, сварщик из пригорода Жмеринки, находит на кухонном столе смятую записку: *«Не ищи. Всё равно не поймёшь»*. Ручка замерла на слове «Марина», чернила расплылись. Он шарит по шкафам — пропал её синий чемодан с наклейкой аэропорта Шереметьево. Соседка Ольга, вынося ведро с луковой шелухой, бурчит: «Вчера видела, как она садилась в грузовик с польскими номерами. Водитель в кепке «Славутич»
Антон, в рваной куртке цвета хаки, прячет пачку «Беломора» за отворот рукава. Его друг Олег, с татуировкой «Слава» на шее, разбивает яйцо о край печки в полуразрушенной хрущёвке под Донецком. «Опять свет вырубили», — бурчит Олег, помешивая консервированную тушёнку. Антон молча достаёт из рюкзака патроны, завернутые в газету с заголовком о переговорах в Минске. За окном — перепаханная воронками
Оля, рыжая с веснушками, в фартуке с пятнами от борща, толкала тележку на рынке "Шулявка". Возле лотка с укропом столкнулась с Максимом, владельцем закрытого ресторана "Калина". Он выронил пакет с гречкой, она наступила на булку хлеба. "Ты всегда так покупаешь? — усмехнулся он, подбирая рассыпанные зёрна. — Или только когда мешаешься под ногами?". Оля, не глядя,
В дождливом Киеве, возле станции метро «Левобережная», 23-летний электрик Максим Шевченко случайно сталкивается с Алёной, студенткой-медиком, роняя её сумку с конспектами. «Чёрт, извини, я…» — бормочет он, подбирая мокрые листы с диаграммами сердца. Алёна, поправляя очки в синей оправе, смеётся: «Тебе бы провода чинить, а не людей пугать». Они замечают одинаковые браслеты из дешёвой пластмассы —
Олег, краевед из приграничного села под Харьковом, наткнулся на пачку писем 1943 года, засунутых в треснувшую чернильницу в заброшенной хате. В соседнем доме, где пол провалился от сырости, он нашел фотографию немецкого солдата с надписью *"Лене от Эриха"*. Марина, учительница истории из российской деревни за рекой, принесла ему в банке варенья — "чтобы мозги не закипели" — и
Оксана, 17 лет, живет в селе под Киевом, в старом доме с покосившимися ставнями. Ее бабка, Марья Ивановна, перед смертью передала ей мешочек с сушеным беленой и записями на пожелтевшей бумаге: *«Коли придут с крестом — прячься в болото, там камень с трещиной»*. Девушка собирает зверобой у заброшенного колодца, пока соседский парень Сергей кричит через забор: *«Твою мать в церкви вспоминали, опять
Оксана, 24 года, в спешке перебирает гору грязной посуды в кафе «Подсолнух» на Подоле. За окном — маршрутки, утопающие в снежной каше, а внутри — запах жареных чебуреков и ворчание повара Виктора: «Снова клиент жалуется, что борщ холодный. Ты хоть пробовала его греть?» Она прячет потрескавшиеся от моющего средства руки под фартук, выдыхает: «Через пять минут закрываем. Дай хоть дотащить». По
Лена, медсестра из пригорода Харькова, в пятницу вечером стирала окровавленные бинты в жестяном тазу, когда в дверь постучали. На пороге стоял Алексей, русский водитель грузовика с перебинтованной рукой — попал под обстрел под Изюмом. "Доктора нет, — сказала Лена, вытирая ладони об фартук, — но рану обработаю, если не боитесь". Он усмехнулся: "У вас на полу лужа, а я боюсь
Представляешь, 17-летняя цыганочка Ляля, отчаявшись найти деньги, решает ночью вломиться в особняк местных олигархов Свиридовых. А там — облом! Попадается на глаза сыну хозяина, Сергею. И тут вместо вызова копов парень выдаёт: «Выходи за меня!». И ведь соглашается же! Ну, классика — романтика на грани фола, а? Но всё, конечно, не так просто. Свадьба-то маячит на горизонте, но вокруг них начинает
Знаешь, иногда кажется, что быть красивой — это как выиграть в лотерею. Ан нет! Вот смотри: главная героиня — ну та самая, с лицом, от которого парни штабелями падают — вдруг решает, что её красота только мешает. Представляешь? Добровольно превращается в серую мышку — прыщики, очки, волосы паклей. И ведь не просто так, а чтобы... достичь своих целей! Ну типичное "ах, вы меня не любите душой?
Знаешь, представляешь себе тихий портовый городишко, где все друг друга знают? Так вот, Лисс — это именно то место, но теперь тут всё перевернулось с ног на голову. Во главе угла — бургомистр Гез, этакий местный «царь и бог», который даже в булочной, кажется, ходит с важностью наполеона. А рядом с ним вертится Лемарен — этакий мастер на все руки, который за секунду соберет шайку пацанов, готовых
Знаешь, иногда жизнь бьет так, что даже в десять лет понимаешь — ничего уже не будет как раньше. Вот у Шуры отец погиб, а она, маленькая, через это болото горя еле выплыла. Годами мама с ней вдвоем жили — тихо, как в аквариуме: все предсказуемо, все безопасно. А потом бац! — в дверях этот чужак с чемоданом. "Будущий муж", понимаешь? Ну, она ж подросток — вскипела сразу. То дверью