Якуб, механик из деревни под Люблином, нашел в кармане старой куртки ключ от заброшенной мельницы на окраине леса. Внутри, среди ржавых цепей и разбитых жерновов, он обнаружил дневник 1943 года с записями на идише: *"Они ходят за мной. Даже когда топлю печь, слышу их шепот в трубе"*. На следующее утро его соседка Алиция, которая торговала солеными грибами на рынке, показала ему синяки
Рави, младший архитектор из Мумбаи, переехал в квартиру на окраине города после смерти отца. В коробке с его вещами, между пачкой счетов за электричество и сломанными часами, он нашел письмо на хинди: «Они знают про комнату под лестницей. Не возвращайся». В том же здании жила Мира, медсестра из больницы Сахил, которая каждое утро покупала два стакана масала-чая у уличного продавца возле
Ева Шерман просыпается в съемной квартире на окраине Филадельфии — крошечная кухня с треснувшей плиткой, запах подгоревшего тоста. В холодильнике только банка соленых огурцов и энергетики. Над раковиной висит голограмма отца: *"Ты сильнее, чем думаешь. Но сила — не билет во все двери"*. Звонок от напарника Тайлера: "В доках опять бардак. Говорят, какой-то тип в синем костюме рвет
Итан Джеймс вернулся в Хартсвилль, Техас, после трех лет в тюрьме за кражу грузовиков. На автобусной станции его встретила младшая сестра Мэйси в засаленном фартуке — она работала в закусочной «Дымок». «Люк пропал две недели назад, — сказала она, разминая в руках чековую книжку отца. — Шериф Карвер твердит, что это несчастный случай у элеватора». В старом сарае за домом Итан нашел братову косу с
Микаэла Рохас, 23 года, в рваных джинсах и футболке с принтом мертвого колибри, копается в старом чемодане отца в бруклинской квартире. Находит письмо на испанском: *«Если читаешь это, значит, Лукас снова исчез. Ищи координаты в его татуировках»*. В холодильнике — банки с гуарапо и заплесневелый сыр текеño. По видеочату ее кузен Карлос из Каракаса, жуя арепу, шипит: *«Твоя мать звонила. Опять про
Мария, 22 года, возвращается в родной прибрежный городок Альмуньяр после смерти матери. Ее младший брат Карлос, 17 лет, встречает ее на автобусной остановке с потрепанным рюкзаком и синяком под глазом: *«Папа опять запирается в мастерской, даже еду не трогает»*. В доме пахнет плесенью и масляными красками — отец, бывший рыбак, теперь целыми днями пишет мрачные полотна с алыми парусами. На кухне
Карлос, бывший водитель грузовика, разгружает ящики с бананами на рынке Санто-Доминго, когда замечает в толпе Рафаэля — своего соседа, который три года назад исчез после ограбления банка. В тот же вечер Луис, учитель математики в потрепанной рубашке, находит в почтовом ящике записку: *«Твоя дочь красиво танцует. Жаль, если что-то случится»*. Он звонит Карлосу, роняя стакан с ромом на кухонный
Линь Сяоюй, в белом запачканном мукой фартуке, месит тесто на кухне семейной лапшичной в переулке Чэнду. За окном — крики уличных торговцев, запах жареного кунжута. Её отец, Линь Вэй, ссутулившись над счетами, бормочет: *«Аренда снова выросла. Если так продолжится…»* В тот же день в заведение заходит Чэнь Хао в дорогом костюме, пахнущий парфюмом с ноткой сандала. Он заказывает даньданьмянь,
В центре — Карлос Мендоса, 34 года, менеджер по кадрам в текстильной фабрике в Истапалапе. Его офис с жёлтыми стенами и сломанным кондиционером завален папками с просроченными контрактами. Утром 12 октября он находит в документах следы поддельных подписей: кто-то годами начислял зарплаты «мёртвым душам». Карлос звонит сестре, Лусиане, которая торгует тако на рынке Мерида: «Тут такое… Мне надо,
В деревне Игбокоди, на окраине Лагоса, 18-летний Эзе копает яму под манговым деревом, чтобы спрятать старый бронзовый колокол, украденный из храма предков. Его сестра Аданна, с облупившимся лаком на ногтях, кричит: «Они уже идут! Брось это, пока Оби не увидел!» В соседнем доме их дядя Чиди ломает стену глиняной хижины, чтобы расширить магазинчик с генераторами — земля племени теперь его залог за
В приморском городке Нерхе Карлос, худощавый рыбак с трещинами на ладонях, находит в сетях ржавый медальон с фото незнакомой женщины. Его сестра Лусия, официантка в баре *El Abuelo* с отслоившейся краской на ставнях, узнает в ней лицо из сна: «Папа всегда ворчал, когда я спрашивала про мать. Говорил, *«лучше соль в рану, чем правда на ветер»*». Они решают развеять прах отца у маяка, но ветер
Линь Сяо сидит на деревянном табурете у окна, заваленного горшками с нарциссами. За стенами квартиры в шанхайском квартале Лувань гудят мопеды, а на подоконнике дрожит стакан с остывшим пуэром. Она рисует акварелью — розовые мазки повторяют контуры пионов из снов, которые записывает в тетрадь с облупившимся корешком. В наушниках трещит голос Юэ, подруги из пекинского общежития: «Ты опять