Эмили, бывший ивент-менеджер из Сиэтла, срывает каблук, вылезая из такси перед ветхой винодельней в долине Сонома. Джек, хозяин поместья в потертой кожаной куртке, встречает ее фразой: *«Вы тут не в лофте с бетонными стенами – электричество мигает, а крышу сарая сорвало в прошлую бурю»*. Он ковыряет ключом в замке склада, где пахнет дубовыми бочками и плесенью. Она настаивает на ярмарке с живой
Амина, девушка из рыбацкого квартала Лагоса, каждое утро раскладывала манго и папайю на прилавке, пока соседи спорили из-за цен на сушеную тилапию. В пятницу, когда солнце плавило асфальт, к ней подошел Джеймс — фотограф из Чикаго в выгоревшей кепке с логотипом бейсбольной команды. «Ты похожа на ту, что снилась мне три ночи подряд», — сказал он, показывая снимки алтаря с резными фигурками у реки.
Лена Шмидт, 38 лет, работает в аптеке на Крамгассе в Берне. Каждое утро она размораживает старый холодильник с наледью на стенках, пока её дочь Софи, 14 лет, доедает мюсли с йогуртом «М-Мёвек». «Ты забыла заказать мои таблетки?» — бросает Лена коллеге Анне, перебирая коробки с *Voltaren*. Муж Марк, инженер на шоколадной фабрике в Броке, два месяца спит на раскладушке в гараже — ссора из-за
Мариана вскидывает голову, когда дверь кафе с зелёными ставнями хлопает. Хуан входит в пыльных ботинках, пахнущих городским асфальтом. «Ферму отца продам, — бросает он, переступая порог. — Здесь мне делать нечего». Она швыряет тряпку на стойку: «А письма, что он каждый месяц тебе слал? Там про тебя каждая строчка». На старом мосту, где раньше ловили раков, Хуан находит коробку с детскими
Лиам, 27-летний бариста из кафе *Snowcap*, находит в старом ящике за стойкой потрёпанный плакат с надписью «Клуб 12-го этажа» — так назывался заброшенный кинотеатр на крыше универмага *Evergreen*. Его подруга София, тату-мастер с хронической аллергией на хвою, вспоминает: «Там показывали фильмы про Альфреда Хичкока, пока проектор не сгорел в ’98». Вместе с Карлосом, водителем грузовика для
Лизу никто не видел три дня, когда Танги приехала в Сент-Мари. Багровый велосипед сестры стоял у сарая с погнутым колесом, а в холодильнике пахло прокисшим молоком. «Она ушла за грибами, забыла телефон», — сказала бабка Марсель, разминая тесто на кухне, но Танги заметила, как дрогнул её подбородок. В порту, где рыбаки чинили сети, парень с татуировкой чайки пробормотал: «Спроси у Пьера про старый
Сакура, 27 лет, каждое утро открывает кафе «Утренний клен» в переулке за станцией Сибуя. Её клиент Хирото, архитектор с привычкой заказывать черный кофе ровно в 8:15, однажды забывает на столике чертеж моста. "Вы снова рисуете что-то непонятное", — бросает она, разглядывая линии. Он смеется: "Это твой район, если уберешь отсюда пару домов". Через неделю они бродят по ночному
Арслан, худощавый археолог с потрескавшимися от солнца очками, копался в ящиках на рынке «Чорсу» в Самарканде, пока Джасур, его приятель-водитель, жевал лепешку с куртом. «Слушай, это же печать Тимуридов, — прошептал Арслан, разглядывая медный артефакт с трещиной в форме полумесяца. — Где ты его взял?» Продавец, морщась от дыма кальяна, махнул рукой в сторону пустыни: «Караван-сарай за
Энтони Энстед, все зовут Энт, коптит в гараже на окраине Детройта. Его мастерская — ржавый ангар с запахом отработанного масла, где на стене висит портрет деда с гаечным ключом. Клиенты привозят убитые «шевроле» и «форды», а он чинит, ворча: «Карбюратор тут ни при чем, Билл. Ты опять масло не менял, как я говорил?» По вечерам пьет кофе из треснувшей кружки с надписью «Лучший папа», хотя детей
**Первый абзац:** Раджа, парень в потёртой кожаной куртке, мешает металлической ложкой чай в глиняном стакане. Его чайная лавка на углу переулка Мумбаи пахнет кардамоном и выхлопами авторикш. За стойкой — фотография сестры, погибшей год назад. Прия, студентка в выцветшем сари, приносит смятый конверт: «Твой брат, Викас… Он говорил о *чёрных птицах* перед исчезновением?» Раджа молчит, вытирая
Максим, 27 лет, живет в общаге на левом берегу Киева. Каждое утро он толкается в переполненном метро до офиса на Крещатике, где чинит компьютеры в старой фирме «Техноленд». Вечером в подземном переходе возле Майдана покупает чебуреки у бабушки Люды, которая всегда спрашивает: «Опять один? Жениться пора, а не железки ковырять». В пятницу пьет дешевое пиво с соседом Вовой в дворе под треск детских
Матьё, вонючий от селедки и солярки, тащит сети в порту Дюнкерка. На рассвете цепляется за что-то тяжелое — труп мужчины в желтом дождевике, лицо изъедено раками. Звонит Люси, ветеринару: «Тут не собака. Человек. В сетях». Она приезжает на велосипеде с корзинкой для лекарств, трогает кожу покойника пальцем в перчатке от стерильности. «Кишечник вспорот, как у трески на рынке», — шепчет. В кармане