Раджа в заляпанной пылью рубашке копает траншею под водопровод на краю деревни. Его сестра Митху, поправляя ярко-желтое сари, торгует манго на рынке, крича: «Спелые, как щеки новобрачной!» Вечерами они слушают старика Гопала, который, потягивая чай с кардамоном, шепотом вспоминает, как река Калинда унесла его дом в 72-м. В лавке Рамеша, где вентилятор гудит, как умирающий шершень, Раджа спорит с
Судья Хан Су Хо в спешке поправляет мантию, пряча татуировку на шее, пока секретарша Ким Ми Ран стучит в дверь кабинета: «Ваше заседание через десять минут, но прокурор Ли Сан Ын уже требует документы по делу №347». Он глотает холодный кофе из автомата в коридоре, перебирая папки с фамилией брата-близнеца — Хан Ган Хо, который неделю назад исчез после драки в баре Инсадоне. В кармане пиджака
Лия, 17 лет, чинит старый велосипед в мастерской отца на окраине Неаполя. Марио, её отец, приносит коробку с ржавой музыкальной шкатулкой, найденной в подвале заброшенного палаццо на Via dei Tribunali. Когда Лия случайно задевает механизм, из шкатулки звучит обрывок мелодии «O surdato 'nnammurato», а на стене появляется тень девушки в платье XIX века. «Пап, ты видел? Она… двигалась», — Лия
Линь Сяо, студентка из Шанхая, неожиданно проваливается в древний колодец за университетом и оказывается во дворце династии Цинь. Вместо привычного шума машин её встречает церемония выбора наложниц — девушку в джинсах и футболке с принтом единорогов хватают стражники. «Вы кто? Это съёмки сериала?» — кричит она, цепляясь за вазу с драконами, но её тащат к императору Юй Чэню. Тот, в чёрных одеждах
Линь Сяо, двадцатитрехлетняя сотрудница прачечной на углу Цзинъань, каждое утро раскладывала стопки белья с этикетками «Хуан» или «Ли». Чэнь Цзин, парень с гитарой за спиной, появлялся у витрины в 10:15, покупал баоцзы у уличного продавца и садился на скамейку напротив. «Опять дырка на локте», — бросала Линь, протягивая ему сложенную рубашку. Он смеялся, доставая из кармана смятый лист с
Карло, плотник с ожогом на левой ладони от паяльной лампы, каждое утро покупал сыр *пекорино* на рынке Порта-Нолана. Там он заметил Малика — парня из Сенегала в потёртой куртке с нашивкой в виде рыбы. Малик разгружал ящики с керамикой, а потом прятался за углом склада, читая потрёпанный французский словарь. «Ты тут третий день стоишь, как призрак, — Карло протянул ему термос с кофе. — Выпей, а то
Ли Вэй, коренастый кузнец с обожжёнными пальцами, три дня чинил треснувший плуг у старика Фэна, когда Сяо Лан, дочь старосты, ворвалась в мастерскую. Она развернула потрёпанную карту с отметкой храма Шаолинь: *«Там нефритовый свиток. Без него урожай сгниёт ещё до сбора»*. Они прошли через ущелье Хоулинь, где Ли Вэй подцеплял крюком обваливающиеся камни с тропы, а Сяо Лан считала шаги между
Ларс, оператор буровой установки с красной курткой и потёртыми сапогами, заметил колебания на датчиках в 3:15 утра. Его палец дрогнул над кнопкой аварийного сигнала, когда экран замигал красным: *Утечка в секторе D-12*. На кухне платформы «Северный ястреб», пахнущей прогорклым кофе, он наткнулся на Софи, бельгийского геолога, разбирающую карты сейсмической активности. «Трещина идет глубже, чем мы
Лаура, врач из Хельсинки, нашла труп рыбака Юкки возле проруби в Пори. На его пиджаке засохли бурые пятна, глаза закатились, а в кармане — пузырёк с мутной жидкостью. «Ты видел такое раньше?» — спросила она Томаса, немецкого вирусолога, показывая фото по видеосвязи. Тот поправил очки, кашлянул в кулак: «Похоже на штамм из образцов 80-х… Прилетай в Кируну. Сейчас». В аэропорту Вантаа Лаура купила
Лидия Бомонт, адвокат с диссоциативными провалами в памяти, замечает в психиатрической клинике Уэствуд пациентку Элис Грей. Та прячет под хлопковым халатом синяки от смирительной рубашки и шепчет: *«Меня держат здесь, потому что я видела, как они закопали тело за третьим ангаром»*. Лидия, несмотря на предупреждения медсестры Марго («Не верь ей, все тут — актёры в её спектакле»), начинает копать.
Ли Мин, девушка в очках с царапиной на левой линзе, каждое утро пробирается через толпу на рынке Темпл-стрит, развозя заказы из бабушкиной аптеки «Золотой корень». Там, между банками с сушеными морскими звёздами и корнем женьшеня, она подслушивает разговоры о пропавших детях из соседнего квартала. Её сосед Цзянь, парень в засаленной куртке с паяльником за поясом, чинит сломанные рисоверы в ларьке
В углу магазина на улице Сиракабэ-дори Судзимура Кэйта, владелец лавки, копался в коробке с потрёпанными томиками, когда в дверь вошла пожилая женщина в платке. Она протянула книгу 1937 года издания — сборник хаику с водяными пятнами на обложке. «Внутри… будто кто-то рисовал карту», — прошептала она, листая страницы с карандашными пометками, напоминающими контуры парка Инокасира. Судзимура,