Кана, 11 лет, живет с матерью Никуко в тесной комнатке над закусочной у рыбацкого порта в Хоккайдо. Никуко, полная женщина с татуировкой дельфина на лодыжке, целыми днями жарит кальмаров для местных рыбаков, а вечерами заедает стресс шоколадными вафлями. Кана ненавидит запах жареного масла, пропитавший её школьную форму, и ворчит: «Почему мы не можем жить как нормальные люди?» Однажды, роясь в
Хирото, 17 лет, каждое утро протирал царапины на своей доске у фонтана в парке Намба. Рен, в чёрной кепке с оторванным козырьком, подкатил на ржавых перилах, бросив: «Снова катаешь, как бабушка? Твой олли даже лужи не перепрыгнет». В ответ Хирото, не отрываясь от завязки кроссовок, процедил: «Лучше смотри, как эта „бабушка“ тебя обгонит». Они устроили заезд через квартал с суши-лавками, где Рен
В заснеженном горном посёлке Акира, 16 лет, каждое утро проверяет капканы возле полуразрушенной мельницы. Его младшая сестра Хикари, кашляя в прожжённый шарф, собирает замёрзшие коренья: «Опять только две крысы… Мама сегодня не встанет, если не поест». В соседней деревне, у старика Такуми, Акира выменивает ржавый патрон на горсть сушёных яблок — торговля идёт под треск радиоприёмника, где
Сатōру, младший аналитик в токийской фирме "Курасава Индастриз", каждое утро просыпался в одинаковой однокомнатной квартире в районе Накано. На третий повтор понедельника он заметил, что коллега Миюки из бухгалтерии всегда роняет папку с отчётами в 10:15 у лифта, а начальник отдела Танака заказывает на обед терияки с лишней порцией имбиря. «Опять дождь? В прогнозе было солнце», —
Иори, паладин с потёртым плащом и мечом, на клинке которого змеится трещина, каждое утро проверяет западные границы деревни Амаги. Кузнец Хироси, вытирая сажу с лица, бросает: *"Ещё неделя — и это железо рассыплется, как гнилое дерево"*. Иори молча кивает, поправляя порванный ремень на поясе, — патруль важнее. Вечером, когда туман с болот начинает ползти к домам, из чащи вырываются
Эдо в дыму, тротуары треснули от недавних взрывов. Гинтоки, в порванном кимоно с пятнами от чая, спотыкается о кусок бетона, ругаясь: «Опять эти амаантошки гадят, как тараканы». Кагура, жуя рис прямо из котелка, пинает обломок в сторону Синпати: «Ты хоть карту смотрел? Мы же должны были у бакалейщика встретиться!». Синпати молча поправляет очки, за спиной у него торчит сломанный меч — тот самый,
Хибари вытирала пот со лба, поправляя смычок, пока Касуми перебирала струны виолончели у запотевшего окна. «Опять ты ускоряешься во второй части», — бросила Касуми, тыча пальцем в ноты с кофейным пятном. Ая, развалившись на скрипучем стуле, закатила глаза: «Может, хватит цепляться к мелочам? Бетховен не в гробу переворачивается, если мы сыграем *allegro* вместо *andante*». Судзу, примостившись в
Аки Росс, молодая учёная в потрёпанном лабораторном халате, ковыряется в развалинах подземного комплекса где-то под руинами Нью-Йорка 2065 года. Её прибор, похожий на сломанный металлоискатель, пищит над обломками древнего храма. «Восьмой дух должен быть здесь», — бормочет она, собирая синеватую пыль в пробирку с треснувшим стеклом. Рядом капитан Грей Эдвардс, в экзоскелете с царапинами от когтей
Кайто Танака, пилот третьего звена, каждое утро проверял показатели ионных двигателей на крейсере «Юкимура», зависшем над спутником Ио. Его сосед по каюте, механик Хироши Накамура, вечно возился с перегоревшими платами, ворча: «Опять конденсаторы плавят — без новых деталей мы тут все сгорим, как вчерашний ужин». В столовой экипаж жевал серые брикеты сублимированного картофеля, пока на экранах
Кадзуюки Миядобэ роется в коробке с дедовыми вещами на чердаке дома в Фукуоке. Пыльный альбом с выцветшими фото, медаль «За отвагу» 1944 года и письмо от однополчанина — всё, что осталось от Кюдзо Миядобэ. Сестра Марико, протирая окна на кухне, бросает через плечо: «Зачем копаться в прошлом? Он же предатель, сбежал с поля боя». Кадзуюки едет в Нагасаки, разыскивает Сайдзо Цуботу — старого
Хачи, коричнево-белый двортерьер, каждое утро провожает Сато, своего хозяина, до станции Сибуя. Сато, офисный работник в помятом костюме, перед турникетом приседает: «Жди, ладно? Куплю тебе жареного кальмара». Собака садится у киоска с газетами, наблюдая, как люди топчут окурки и рассыпанный рис из бэнто. Вечерами Хачи встречает Сато у вендингового аппарата, где тот роняет монетку, бормоча:
Широ, копаясь в гараже отца среди ржавых инструментов и банок с застывшей краской, услышал стук в дверь. На пороге стояла Рин, опираясь на разбитую телефонную будку — её левая рука неестественно выгибалась, окровавленный плащ прилип к ране на плече. «Лансер уже метнул Гэ Булг? — спросил он, пытаясь собрать аптечку из обрывков бинтов и пузырьков с непонятными этикетками. — Ты вообще знаешь, как