Надежда Степановна, вязаная кофта с выгоревшими локтями, каждое утро раскалывает лёд в колодце заржавленным ведром. Её дом в селе Заречное — скрипучие половицы, фотография мужа-тракториста над кроватью, банки с вареньем на антресолях. Сын Андрей звонит из Киева: «Переезжай, куплю квартиру у парка». Она переминается босыми ногами по холодному полу, глядя на кривого петуха за окном: «А пчёл на зиму
В небольшом селе под Черниговом местная травница Галина Петровна обнаруживает в своем огороде закопанный сверток с костями и восковыми куклами. «Хто це зробив?» — бормочет она, разворачивая тряпку, пахнущую дымом и полынью. Ее племянница, студентка-биолог Ира, случайно активирует древнее заклятье, переписывая старославянские символы из бабушкиного дневника. На следующее утро колодец в центре села
В автосервисе на Оболони Андрей, коренастый механик с татуировкой якоря на предплечье, чинил двигатель «Жигулей», когда приехал Максим — его друг с детства, теперь криминальный «решала» в кожаном пальто. «Опять масло меняешь? Зря время теряешь», — хрипло усмехнулся Максим, доставая пачку долларов из барсетки. Он предложил «быстрый куш» — перегнать контрабандный груз через границу. Андрей
Олег, слесарь с завода «Прогресс» в Дарницком районе Киева, находит в кармане промасленной спецовки записку: *«Ирина знает, где он. Не доверяй патрульным»*. На следующий день, покупая сигареты в ларьке у рынка «Житний», он сталкивается с соседкой Марьяной, которая шепчет: «Твою Ирину вчера забирали в серых «Жигулях». Без номеров». Олег пробирается в её квартиру на Оболони — на полу валяются
Олександр, или Сашко, как его зовут друзья, возвращается в родной провинциальный городок под Киевом после смерти бабушки. В старом доме с облупленными обоями он находит ее дневник с пометкой *"1986"* и потрепанную фотографию молодого мужчины в военной форме. «Ты опять копайся в старье?» — спрашивает соседка Марьяна, заглядывая в окно с миской вареников. Сашко игнорирует, пока не
Оля, в чёрном пальто с оторванной пуговицей, врезается в Сашу на станции «Левобережная», рассыпая по полу папки с эскизами. «Ты всегда так врываешься в людей, как в автобус в час пик?» — хрипло смеётся он, подбирая карандаш с надкусанным ластиком. Через два дня она застаёт его за столиком в «Цимесе» на Подоле — жуёт сирники, читает потрёпанный Муркока. «Кофе с кардамоном? — протягивает кружку. —
Марьяна, 17 лет, рылась в старом сундуке на чердаке бабушкиного дома в Житомире. Под стопкой выцветших платьев нашла жестяную коробку с пуговицами — одна, с треснувшей эмалью и узором в виде спирали, прилипла к пальцам. "Скинь, не бери чужое", — буркнул брат Олег, закручивая гайки на велосипеде у крыльца. На следующий день в школе пуговица нагрелась, а в тетради по алгебре появились
В небольшой хате под Чигирином Богдан, затянутый в простую сорочку с вышитым воротом, точит саблю, пока его старший сын Тимош чистит конскую сбрую. «Батьку, якщо знову відправлять податок на сіль, хлопці з Січі не стерплять», — бурчить юнак, кидаючи ганчірку в дерев’яну миску. Жена Анна, закатавши рукава, ставить на стіл горщик із борщем, коситься на потертий лист з печаткою коронного гетьмана:
Вера, 16 лет, втискивается в узкую постель в хрущевке на окраине Чернигова. Ее мать Наталья, медсестра в районной поликлинике, находит пачку «Мальборо» в школьном рюкзаке: «Опять с Сашкой болталась у гаража?» — царапает голосом, разбивая яйца на раскаленную сковороду. Девушка молчит, ковыряя лак на ногтях — вчерашний слой отслаивается кусками, как штукатурка в подъезде. Через час она уже бежит по
Оксана приезжает в село на Днепре, где остался дом с покосившейся калиткой и вишнёвым садом. Её брат Сергей, в засаленной футболке и рабочих штанах, уже ждёт во дворе, перебирая старые гвозди из жестяной банки. «Землю продавать будешь?» — бросает он, не глядя. Оксана замечает трещину на ставне — отец красил её перед смертью. В комнатах пахнет заброшенностью: на кухне засохшая марля с ягодами, на
Максим, 17 лет, с рыжими патлами и потертым шарфом, каждое утро щупал ступеньки у подъезда на Оболони — левая всегда с выбоиной. Сестра Ира, таская за собой сумку с аптечки, ворчала: «Ты опять кроссовки не те надел, слепой блин», протягивая ему шершавые кеды. В маршрутке №532 он запоминал голоса: старуха с целлофановым пакетом шелестела конфетами «Коровка», парень с гитарой пел «Океана Ельзи»
В разбитом блиндаже под Харьковом Игорь Коваль, 32 года, бывший шахтёр из Донецка, чистит затвор автомата под треск дизельной «печки». Рядом Вадим «Черный», 19 лет, с обгоревшей щекой, спорит с медсестрой Лидой: *«Не трожь бинты, их на троих хватит!»* За стеной — перепаханный снарядами полигон, где штрафная рота роет траншеи под дождём. Ночью Игорь меняет пачку «Примы» на карту у дезертира Саши: