Элиф, с потёртым чемоданом и потными ладонями, вернулась в деревню после пяти лет учебы в Стамбуле. Отец, Мехмет, встретил её на пороге усадьбы Айдынлык, опираясь на трость с треснувшим набалдашником. «Земля сохнет, а я старею», — пробормотал он, указывая на оливковую рощу, где ветки ломились под плодами. В гостиной, пропахшей лавандой и аптечными мазями, Элиф нашла дневник матери — страницы с
Эмир, парень с шершавыми от верёвок руками, таскает ящики с анчоусами в стамбульском порту Касымпаша. Его сестра Айше ругается, что он вечно пахнет рыбой: «Опять сапоги в чешуе? Мама полдень оттирала ковёр!» По вечерам он пробирается через толчею рынка Капалы Чаршы к лавке Лейлы, где та раскладывает расписные изникские тарелки. Её отец, усатый Харун, ворчит, что «мальчишка с причала» отвлекает от
Эмир, студент инженерного факультета в Стамбуле, находит в гараже отца потёртый блокнот с пометками о заброшенной фабрике в районе Кадыкёй. На страницах — схемы вентиляции, список имён (Хасан, Лейла, Мурат) и даты 1998–2001 годов. Отец исчез пять лет назад, оставив только коробку с инструментами и часы с треснувшим стеклом. В кафе "Симал" Эмир показывает блокнот Айше,
Эмир ковырялся в механизме сломанных карманных часов, когда Айше ворвалась в мастерскую на узкой улочке Фатиха. Ее пальцы дрожали, сжимая фотографию брата-подростка в потрепанной школьной форме. «Он пропал после смены в хаммаме Сулеймание», – голос сорвался на слове «пропал». Эмир вытер руки о промасленный фартук, достал из-под стола тетрадь с адресами: «Вчера грузчик со станции Сиркеджи просил
Эмир, худощавый гид с потертым блокнотом в руке, каждое утро протаптывал дорогу от Галатского моста до Султанахмета. В кармане пиджака — рассыпающиеся леденцы от бабушки Айше, которую он навещал по воскресеньям в Ускюдаре. На экскурсии для японских туристов он столкнулся с Лейлой — девушкой в выцветшей футболке с надписью «Boğaziçi Uni», перерисовывающей узоры с сельджукского мавзолея. «Вы
Эмир, худощавый парень в потрёпанной кожаной куртке, находит ржавый клинок в подвале дома своей покойной бабушки в районе Фатих. Рядом с ним — Лейла, его сестра, в платке с выцветшими узорами, тычет пальцем в трещину на лезвии: *«Смотри, здесь что-то блестит… Может, там камень?»*. Они выковыривают из щели амулет с турецкими символами, пока с улицы доносятся крики торговцев арбузами и рёж мопеда.
Эмир, худощавый ювелир с потрескавшимися пальцами, торопливо запирал мастерскую в переулке за мечетью Сулеймание. В ящике верстака лежало незаконченное кольцо с гравировкой *"Leyla"*, заказанное студенткой из соседнего университета. На полке валялись обрывки счетов от поставщика серебра — Ахмет угрожал отключить кислородный балон, если долг не вернут до пятницы. По дороге домой Эмир
Лейла, копирайтер из агентства «Güneş Reklam», каждый день пробиралась через толчею на пароме Кабаташ-Кадыкёй. Её клиент — владелец крошечной кофейни «Demlik» Эмир, упрямо отказывался менять вывеску с потрескавшимися буквами: «Зачем мне ваш «целевой охват»? Здесь старики в нарды играют, а не в инстаграме щёлкают». Он поправлял медный джезве на печке, пока Лейла, спотыкаясь о ящики с пахлавой,
Реджеп, в потёртой кожаной куртке, толкает тележку с арбузами по узкой улочке возле рынка Кадыкёй. Его друг Хакан, в красной бейсболке, кричит: «Слева яма!» — но Реджеп уже врезается в лоток с оливками. Продавец Мехмет, обтирая руки фартуком, хватает его за воротник: «Третий раз за неделю! Кто теперь за масло заплатит?» Реджеп вытаскивает смятые лиры из кармана джинсов: «Вот, держи… Но сдачу
Эмир, механик из пригорода Измира, нашел в кармане промасленной куртки билет на автобус до Каппадокии с непонятными символами. Вечером, разбирая двигатель старого «Тофаша» во дворе, услышал гудение: над соседней мечетью завис треугольный объект, мигающий красным. «Бак, Яшар!» — крикнул он брату, указывая на небо, но тот только фыркнул, продолжая чистить рыбу у цинкового ведра. На следующий день в
Айше, 23 года, каждое утро открывает ставни кафе *Rüzgar* в Кадыкёй, пока её младший брат Эмир, студент Босфорского университета, тайком подкладывает в её сумку конверты с деньгами от подработки таксистом. За столиком у окна Мехмет, 28-летний архитектор с потёртым блокнотом в руках, рисует эскизы мостов и пьёт турецкий кофе без сахара: «Опять забыла салфетки, — бросает он, не глядя, — или хочешь,
Мехмет ковырял ржавые лезвия в мастерской за станцией Сиркеджи. В углу валялась потрепанная тетрадь с долгами брата Али — 12 500 лир за карточные долги. *«Ты же знаешь, они сломают мне пальцы»,* — бормотал Али накануне, пряча глаза. Мехмет заточил мясницкий нож для лавочника с рынка Капалы Чаршы, обернул его в газету с заголовком о пропавшей девушке из района Фатих. В кармане ждал билет на ночной