Ли Минь, 24 года, разложила пузырьки с микстурами на полке аптеки в районе Юэсю. За окном гудели грузовики, везущие ткани на фабрику, где её парень Чжан Вэй крутил гайки на конвейере. Вечером он пришёл с синяком под глазом, пахнущий машинным маслом и луковым пирогом. «Опять подрался из-за премии?» — спросила она, протирая ему рану ватой. «Не твоё дело», — буркнул он, отодвигая её руку. На
Ли Мэй, 19-летняя связующая из Гонконга, приезжает в Шэньчжэнь на первые сборы. В спортзале пахнет лаковым деревом и потом — старые вентиляторы гудят, но не справляются. Тренер Чжан, бывший игрок с шрамами на левом плече, сразу тычет пальцем в её приём: «Твои передачи точны, но ты не видишь команду. Здесь не улица, где мяч сам находит сетку». Ли Мэй молча поправляет напульсник с выцветшим
Бай Цянь, вернувшись в Небесный дворец после столетий в смертном обличье, роется в старых свитках с пометками Е Хуа. Он, не отрываясь от тренировок с мечом Чунцзюнь в бамбуковой роще, бросает через плечо: "Перепутаешь архивные записи о демонах — всю ночь будешь переписывать". Она щурится, поправляя кисть за ухом, и бормочет: "Легче демонов усмирить, чем твой почерк разобрать".
Чэнь Сяоцянь, сценаристка из современного Пекина, просыпается в теле третьей принцессы Чэнь Цяньцянь в древнем царстве Дунлин. Вместо шелковых нарядов она хватает грубый холщовый халат, ругается на кухне, пытаясь сварить лапшу с перцем чили: «Почему тут даже соевого соуса нормального нет?» Ей приходится мириться с придворными ритуалами — например, часами выводить иероглифы тушью, чтобы написать
Ли Вэй, паренек лет семнадцати, каждый день с рассветом отрабатывал движения с веером за старым монастырём в провинции Хэнань. Его наставник, хриплый старик Чжан, тыкал бамбуковой тростью в пыль, отмечая ошибки: «Опять пятки как у утки! Дракон не поднимется, если земля под тобой дрожит». На тренировках пахло подгоревшим рисом из соседней харчевни, а в кармане у Ли всегда лежала засаленная записка
Чэнь Сяо, экс-сотрудник спецназа с шрамом поперек левой ладони, снимал комнату над забегаловкой в районе Дапина. Каждое утро он заказывал внизу жареные паровые булочки и черный чай, пока хозяйка Ли Мэй, щурясь от сигаретного дыма, не спросила: «Опять на охоту, герой?» Он молча протянул ей мокрую от дождя газету со статьей о пропаже груза из порта Цзюйлун — стальные болванки, три тонны, исчезли
Чэн Хао, хирург с потёртым стетоскопом, заклеенным серебряным скотчем, врывается в приёмное отделение больницы Куун Тун. На улице — ливень, вода стекает с его плаща на кафель. «Где Ли Минь?» — кричит он, вытирая очки рукавом. Медбрат тычет пальцем в сторону третьей кабинки: там Ли Минь, в маске из марли и проволоки, давит на грудную клетку подростка с ножевым ранением. «Держись, сейчас всё
В старом кафе на улице Чжуншань в Шанхае Сяо Лань, девушка в потёртом свитере, разливает кофе, пока её пальцы машинально перебирают аккорды на расстроенном пианино за стойкой. По четвергам появляется Чэнь Юй, архитектор с тетрадью, испещрённой набросками мостов. «Опять рисуешь что-то несбыточное?» — усмехается она, вытирая блюдце с трещиной. Он молча показывает эскиз: арки, повторяющие изгиб её
Ли Сяохуань, медсестра из Чунцина, обнаруживает, что её приёмный сын Дуду, которому шесть лет, до сих пор не говорит. В поликлинике, где она работает, врачи разводят руками: «Органы в порядке, может, психологическая травма?» По вечерам, разбирая чеки за коммуналку, она замечает, как Дуду рисует одни и те же круги на обоях в гостиной. Муж Чэнь Ян, водитель грузовика, предлагает «не выдумывать»: «В
Линь Фэй, дочь рыбака из деревни Шуйань, каждое утро чинила сети на ветхом причале, пока отец болел лихорадкой. В старом сундуке под кроватью она нашла письмо матери, умершей при родах: «Река забрала меня, но я останусь в ивах у излучины». Однажды ночью, услышав хриплое дыхание отца, Фэй украдкой взяла лодку и поплыла против течения, хотя старик Лу из лавки предупреждал: «Там, за Чёрными скалами,
В дождь и неоновые блики Шанхая 1920-х Хуан Яньхуэй, затянутая в тесный фартук официантки, протискивается мимо охранника в холле отеля «Рояль». «Пропуск? У меня суп на кухне остывает», — бросает она, тыча пальцем в поднос с дымящимися мисками. На втором этаже, где сливаются запахи сигар и лавандовых духов, она замечает обрывок шёлковой ткани с вышитой пчелой — под креслом, рядом с разбитой вазой.
Тан Фань, младший следователь из провинции Чжэцзян, коптил масляную лампу в казённой конторе, разбирая записи о краже парчи с правительственных складов. На базаре у лавки красильщика Хэ Линя он нашёл клочок ткани, пропитанный запахом ферментированных бобов, — тот же узор, что и на обёртках украденного товара. *«Кто кроме цеховых старшин знает рецепты краски?»* — спросил он у помощника Су Чжоу,