В прибрежном городке Чирчео, где волны бьются о камни у старых рыбацких лодок, местный бармен Лучано находит в ящике с льдом вместо утреннего улова окровавленный нож с гравировкой *"A.M."*. Он звонит Карле, дочери владельца ресторана «La Sirena», чей отец исчез три дня назад. «Это его нож для разделки тунца, — шепчет она, перебирая четки в кармане фартука. — Но он никогда не брал его на
В порту Одессы Винченцо Кало, затянутый в кожаную куртку, разминает затекшие пальцы, пока грузчики выгружают ящики с помидорами. «Креветки замороженные, как договорились», — бросает он украинцу в оранжевой жилетке, который щелкает ножом по скотчу. Тот молча кивает, доставая из кармана ключи от склада на Подоле. Параллельно в Палермо дочь Винченцо, Мария, красит губы перед зеркалом такси, пока
Лука, с обветренными руками от постоянного мытья посуды в баре «Соле», каждое утро заворачивал в газету остатки круассанов для бродячего пса у метро «Гарбителла». Его сестра Мария торговала на рынке Кампо-деи-Фьори подержанными часами, пряча выручку в потайной карман под юбкой. «Ты опять не спал? — тыкала она пальцем в его синяк под глазом, — Антонио уже звонил. Сказал, что к пятнице или деньги,
Лука, 23 года, разгружает ящики с персиками на семейной ферме под Бари. Каждое утро он проезжает на ржавом «Пиаджо» мимо заброшенной церкви Сан-Марко, где София, студентка-архитектор из Милана, измеряет трещины в стенах для реставрации. «Ты опять перекрыла дорогу своими треножниками?» — кричит он, когда она ставит штатив на узкой via Garibaldi. Она бросает ему перезрелый помидор с рынка, не
Карло, бармен из кафе возле Пьяцца Навона, три года встречался с Алисией — испанкой, которая торговала винтажными платьями на Via dei Coronari. В июле она собрала чемодан с выцветшими открытками и сказала: «Твоё *пьяцца* мне как проклятый колодец». Он молча вытер стойку, где её капучино оставило кольцо. На следующий день она села на поезд до Барселоны, а он разбил её любимую кружку с логотипом
Сильвия Монтеро, 42 года, живет в съемной двушке на окраине Рима. Каждое утро она едет на велосипеде через рынок Кампо-деи-Фьори, покупая сыр пекорино у торговца Энцо: «Твой муж все еще пьет?» — «Спроси у его любовницы», — бросает она, заворачивая голову в шарф с выцветшими розами. Днем работает оператором на телеканале TV7, но после ссоры с продюсером Лукой («Ты даже микрофон держишь, как
Марко, бармен из крохотной кофейни на Via Margutta, каждое утро вытирал стойку тряпкой с пятнами от эспрессо. Лиза, студентка из Берлина, зашла спросить дорогу к Пантеону, но уронила сумку с этюдниками — из нее высыпались мелки и чек от завтрака в пекарне Boccondivino. «Ты всегда носишь с собой пол-арт-магазина?» — усмехнулся он, подбирая синий пастельный карандаш. Она поправила рыжие волосы,
В Белграде сербский инженер Милош Красич, разбирая завалы на заброшенном заводе «Црвена Звезда», натыкается на проржавевший сейф с дневником 1944 года. На страницах — схемы странного механизма и записи на смеси сербского и немецкого: *«Ако успеш, свет ће се затворити у њему»*. Он звонит датскому журналисту Карстену, с которым пересекся на форуме конспирологов, но трубку берет его сестра Лива. Её
Джанлука, рыбацкий сын из приморской Адриано-Маре, каждое утро разгружает коробки с кальмарами в семейной лавке «Вакки и сыновья». Отец, Антонио, хрипит за прилавком: «Ты опять проспал? Море не ждет, а ты как медуза — вялый». Запах льда и йода смешивается с ароматом эспрессо из соседнего бара, где Джанлука прячется с сигаретой. Его друг Энрико, мойщик лодок, бросает через стойку: «Слушай, тот
Лука Моренти, бывший карабинер с шрамом на левой руке от пули, возвращается в Триест после десяти лет в Турине. Его младшая сестра Франческа исчезла месяц назад, оставив в съёмной квартире только разбитую вазу с засохшими ромашками и блокнот, где на последней странице чернилами выведено «Они в порту». В баре «Сан-Марко», заваленном коробками сигарет Muratti, Лука сталкивается с Алессио Бьянки —
В Милане, за тяжелым бархатным занавесом театра «Сан-Карло», гримерка №3 пахнет лавандой и старым деревом. Марко, 45-летний реквизитор с татуировкой якоря на запястье, роется в ящике с бутафорскими кинжалами, бормоча: «Где чёртов меч из третьего акта? Его же вчера Лючия брала». Лючия, 28-летняя стажерка в потертых джинсах, краснеет: «Я вернула! Может, Сандро взял? Он вечно всё путает». На
Лука, 27 лет, каждое утро замешивает тесто в семейной пекарне на узкой улочке Неаполя. Запах дрожжей смешивается с ароматом жареных цуккини, которые его мать, Роза, готовит на третьем этаже. В четверг, когда Лука разгружал мешки с мукой, к прилавку подошла София — француженка в потёртых джинсах, искавшая sfogliatella. "Ты когда-нибудь делала focaccia?" — спросил он, вытирая руки о