Прем, механик из задворок Бангкока, впервые заметил Анучу, когда та пыталась завести скутер с треснувшим зеркалом возле рынка Чатучак. Он вытер руки об промасленную тряпку, ткнул в карбюратор отверткой: «Свечу менять надо, не искрит». Девушка в потёртых кедах переминалась с ноги на ногу, пока он копался в ящике с запчастями — через неделю она вернулась с коробкой манго, назвав это «оплатой». Его
Лера, в розовой куртке с мехом на капюшоне, толкает Кирилла локтем: «Снимай ниже, щеки видно!» Они стоят у фонтана в парке Горького, где Кирилл, в потёртых джинсах и с селфи-палкой, пытается поймать свет заката для TikTok. Рядом Олег, их менеджер, жуёт слойку из «Шоколадницы» и считает просмотры: «Через час нужно выложить челлендж с Тверской — там сейчас туристы с деньгами лайкают». Вечером, в
Лида, тридцать четыре года, бухгалтер из Питера, три недели красит стены в двушке на проспекте Науки. Сергей, ее муж, электрик с облупленными костяшками пальцев, пытается заменить протекающий кран под раковиной. Из соседней квартиры доносится запах жареного лука и крики на таджикском. «Ты вообще слышишь, что я говорю?» — Лида стучит кистью по банке с «Белоснежкой», глядя на полосу плесени над
Юн Цзю каждое утро протирает прилавок вяленой тряпкой, пахнущей рыбой, пока старый холодильник гудит за спиной. В шесть утра она пересчитывает банки с ферментированными огурцами, раскладывает пакеты с водорослями, поправляет табличку "2+1 на соевый соус". Соседка А-Чжан, закутанная в розовый халат, тычет пальцем в треснувшее ведро с рисом: *"Опять крысы? Вчера Ли-бо из аптеки
В Лос-Анджелесе Роса Касагранде, 14 лет, роется в гараже деда после его смерти, натыкается на коробку с выцветшими письмами на испанском и фотографиями женщины в шляпе с павлиньим пером. «Кто это?» — спрашивает она мать, которая резко хлопает крышкой старого сундука: «Не твоё дело». Тем временем её дядя Карлос, водитель грузовика с татуировкой águila на шее, получает звонок из Мадрида — мужской
Амиша, с потрескавшимся лаком на ногтях, втискивается в переполненный автобус №214 в Чандигархе. Её сумка с учебниками по бухучёту давит на рёбра, а в кармане джинсов жжёт непрочитанное смс от матери: *«Почему до сих пор не ответила Раджу? Он инженер из Дубая»*. В кафе «Chai Tapri» её ждёт Радхика — та тайком от родителей подрабатывает официанткой, пряча медицинский халат под синтетической
Джеппетто, старый плотник с обожжёнными смолой пальцами, вырезает из полена мальчика с шарнирными суставами. В мастерской пахнет сосновой стружкой и воском от оплывших свечей. Ночью в комнату пробирается Фея с волосами цвета пепла: «Ты станешь настоящим, если докажешь, что достоин», — шепчет она, касаясь деревянной руки. Пиноккио щурится, шевеля бровями из виноградной лозы. «Почему у меня нет
Линь Дун, худощавый кузнец с обожженными пальцами, коптит уголь в тесной мастерской на окраине Циньшуй. На столе — потрескавшийся дневник отца с пометкой *«Шуйцзянь, 3-й лунный день: сплав не выдержал теста на гибкость»*. Линь растирает в порошок синий минерал, купленный у странствующего торговца за два мешка риса. «Опять гвозди вместо клинков получаются», — бормочет он, швыряя кривую заготовку в
Эмилио Гарсия, археолог-самоучка с потрепанным блокнотом, приехал в Тепостлан после слухов о каменном амулете, спрятанном в руинах Тепантепек. На рынке, пока он торговался за бутылку пульке, к нему пристролся местный мальчишка в рваных сандалиях: «Там, за церковью, старый Хуарес рассказывает про змею с двумя головами… если дашь песо». В лачуге из адобов Эмилио нашел слепого деда, который ворчал,
Аче копошилась в ящиках старого дома в Барселоне, пока не нашла конверт с выцветшими марками 1975 года. Внутри — письмо от деда Франсиско, пропавшего после гражданской войны: *«Если читаешь это, значит, Эухенио из Гранады всё же солгал»*. Луис, её сосед-студент-архитектор, щёлкнул фото пожелтевшей карты с пометкой у рынка Бокерия. «Там сейчас кафе с чуррос, — усмехнулся он, — но под плиткой могут
Лиза, пятнадцать лет, лежала в палате с треснувшей плиткой на полу — окна заклеены детскими рисунками из её старой тетради с единорогами. Анна, мать, после ночной смены в больнице с выцветшими зелёными стенами, растирала дочери ноги камфорным маслом, хотя врачи давно шептались в коридоре: «Необратимое повреждение мозга, готовься». В аптеке «24 часа» утром Анна втиснула в сумку коробку с
Кэти, мать-одиночка с облупившимся синим маникюром, каждое утро завозит сына Джейкоба в школу на старой «Хонде», прежде чем заехать в аптеку за ингалятором. Её квартира в районе промзоны пахнет плесенью и детской присыпкой. В четверг, когда фармацевт в очках с толстыми линзами сказал: «Страховка не покрывает, мисс Гроув. 120 долларов или возвращайтесь в ноябре», она раздавила пачку сигарет в
