Катя застряла в метро "Третьяковская", когда Лиза, толкаясь локтем, уронила ей на ногу телефон. "Извини, я вечно как слон в china shop", — фыркнула Лиза, подбирая разлетевшиеся наклейки с котиками. Через три дня они столкнулись снова — в очереди за латте в лофте на Павелецкой. Лиза, в рваных джинсах и с папкой "Смета_ФИНАЛ.docx", оказалась подрядчиком в офисе Кати.
Анна, кондитер из спального района Москвы, три года копила на ремонт своей крошечной пекарни «Сахарок». В четверг, когда с потолка упала треснувшая плитка прямо на торт мэра, она поняла — ждать больше нельзя. Её брат Максим, электрик с перебитыми пальцами, притащил мешок гипсокартона со стройки: «Лучше я тебе стену залатаю, чем смотреть, как ты в три горла ругаешься с этими хамами из ЖЭКа». Они
Лика, 24 года, в шесть утра уже месила тесто в кафе на Невском. Руки в муке, кроссовки липли к линолеуму, пропитанному старым маслом. В перерыве бежала в подвал общежития — там зеркало, заклеенное скотчем, и колонка с треснутым экраном. «Опять на тренировку? Хозяин учует потёртые колени — уволит», — Маринка, соседка по смене, закатывала глаза, разливая компот. Лика молчала, вытирая ладони о
Антон, программист из спального района Москвы, каждое утро покупал кофе в автомате у метро «Беляево» — чёрный, без сахара. Лида, приехавшая из Твери продавать эскизы на Арбате, однажды пролила акварель на его ноутбук. «Теперь будешь писать стихи вместо кода», — засмеялась она, вытирая клавиатуру салфеткой с запахом растворителя. Они встретились через неделю в парке Горького: он принёс починенный
Игорь Смирнов, бывший сапёр с шрамом через левую бровь, сидел в душной комнате общежития горного посёлка, разбирая старую карту с пометками карандашом. На столе — жестяная кружка с остывшим кофе и пачка писем от дочери, которую он не видел три года. Анна Волкова, биохимик в потёртой куртке, ворвалась с мороза, стряхивая снег с сапог: «Эти идиоты из управления снова прислали данные с опозданием.
В портовом городке за Полярным кругом, где ветер рвет полотняные занавески в хрущевках, рыбак Анатолий Шилов вытащил сеть с гниющим ящиком из черного металла. Внутри — письма на пожелтевшей бумаге, завернутые в промасленную спецовку образца 1968 года. «Опять хлам со дна», — буркнул напарник Григорий, поправляя вязаную шапку с помпоном, пока Анатолий разбирал дрожащими пальцами штамповку на углу:
Галка, девушка в растянутом свитере с пятном от кофе, разбирала архив в подвале библиотеки имени Тургенева. За окном хлопья снега слипались на трамвайных проводах, а Кирилл, парень в потертой кожанке, тыкал пальцем в каталог 1973 года: «Тут должна быть схема теплоцентрали возле завода «Красный Октябрь». Мямлил, что дед строил там вентиляцию перед войной, но карты как сквозь землю. Галка вытерла
В порту Севастополя Антон, механик с обожжёнными пальцами от паяльника, ковырялся в двигателе списанного МиГ-29. Рядом Лиза, в потёртой куртке с нашивкой "Нахимов", тыкала в радар, который трещал помехами. "Опять эти старые провода, — бросила она, выдёргивая кабель. — Через неделю батареи кончатся, а ты всё с железками возишься". Сергей, их командир, сидел на ящике из-под
Кирилл Михеев, аспирант-математик из СПбГУ, наткнулся в ветхой квартире на Васильевском острове на папку с пометкой «Л.Э. — конфиденциально». Внутри — черновики на немецком, испещренные формулами, и схема обсерватории XIX века с координатами. «Ты в курсе, что Эйлер тут в Пулково лазил?» — спросил он по телефону Анне, архивистке из РНБ, пока разогревал завалявшийся пельмени в кастрюле с отколотой
Лида, 17 лет, выскальзывает из квартиры в хрущёвке на окраине Перми, прижимая к груди пластиковый пакет с паспортом и потрёпанным блокнотом. На автовокзале она пятый час прячется в туалете за киоском с чебуреками, пока грузчик Семён, в засаленной куртке с шелестящими карманами, не замечает её дрожащие пальцы на поручне автобуса Москва-Сочи. «Поедем. Или нет?» — бормочет он, вытирая ладонь о
Арина копалаcь в архиве редакции, разбирая папки с писЬмами читателей 80-х. На обороте фотографии с демонстрации у завода «Красный Октябрь» она заметила лицо, идентичное своему. «Это бабушка? Но она умерла до моего рождения», — прошептала, сравнивая снимок с зеркалом. В углу фотографии — полустертая подпись: «Лев Б.». На следующий день в её почте оказался конверт без марки: вырезка из газеты о
Лиза, 27 лет, работает в маленькой библиотеке Владиворока. Утром, разбирая подаренные книги, она нашла между страниц «Моби Дика» пожелтевшую фотографию: женщина в бирюзовом платье стоит у маяка, волосы сливаются с туманом. В тот же день в порту старик-рыбак, пахнущий селедкой, сунул ей свёрток — потрёпанное платье того же оттенка. «Бери, дочке хотел отдать, да она в Москву свалила», — буркнул он.
