Каждый день Надежда обходит покосившиеся деревянные дома в заполярном посёлке, втискивая пенсионные уведомления в щели рамок. Санки с потрёпанным почтовым мешком скрипят по насту, а ветер бьёт в лицо колючей снежной крупой. «Опять лекарств нет?» — старуха в валенках с гусиным жиром на ладонях хватает её за рукав телогрейки. «Завтра, Марфа Петровна, обещали», — врёт Надежда, зная, что аптекарь уже
Илья, водитель маршрутки с потёртым рулем и вечно горящим «Check Engine», каждую ночь объезжал спальные районы Петербурга. Дочь Аня, тринадцать лет, астма — врач в пятой горбольнице сказал: «Ингаляторы — временно. Нужен санаторий в Крыму, 250 тысяч. Или готовьтесь к худшему». В гараже за обшарпанным ТЮЗом Илья копил купюры в жестяной чайной банке: «Вчера 3200, сегодня — 4500. Чёрт, ещё свет
В густом хвойном лесу возле реки Печоры старый охотник Егор находит обрывок кожи с зашифрованным знаком — три перечеркнутых круга. "Это не наши метки", — бормочет он, разминая пальцами орнамент. Тем временем его сын, Санька, спорит с девушкой-проводником Аней у потухшего костра: "Ты вообще понимаешь, куда мы лезем? Тут даже волки следов не оставляют". Аня молча достает из
Лида, двенадцать лет, переехала с матерью Ириной в городок под Рязанью. Ирина, в медхалате с пятнами хлорки, каждый вечер разогревала магазинные пельмени, а Лида прятала под подушку открытки от отца — он остался в столице, обещал «навестить к осени». Заброшенный парк за старым ДК она нашла случайно, пробираясь через пустырь с крапивой. Ржавые качели под треснувшим стеклянным куполом скрипели на
Саня задерживался после смены в автосервисе на окраине, пахло машинным маслом и старыми покрышками. Марина, в растянутом свитере и с пакетом из «Пятерочки», ждала его у остановки, теребя замерзшими пальцами чехол телефона. «Опять масло в волосах?» — хмыкнула она, поправляя ему капюшон, пока автобус №37 глох в снежной каше. Квартира в пятиэтажке на Ленинградской: обои с цветами, треснувшая
Николай, ветеран с орденом Красной Звезды в потёртом чемодане, приезжает в полузаброшенный посёлок под Хабаровском. В развалившемся доме отца находит Лену, 12-летнюю девочку в мужском ватнике, которая ворует у него банку тушёнки. «Ты ж не съешь всё сразу — подавишься», — хрипит он, забирая консерву обратно. Девочка молча показывает на следы от пуль на стене: здесь неделю назад убили её мать. По
В приграничном селе возле Луганска братья Сергей и Витька копались в старом «Запорожце», пытаясь завести мотор. Сергей, в засаленной футболке, сплюнул на землю: *«Опять эти провода гнилые…»* За холмом дымила сгоревшая мельница, пахло гарью и полынью. По рации у соседа бубнили про «демилитаризованную зону», но Витька, щурясь от солнца, только мотнул головой: *«Херня. Вчера у Петровича корову
Маргарита, парикмахер из Подольска, в четверг после смены зашла в «Шоколадницу» на Тверской. Там ждал Виктор, менеджер автосалона, с букетом завядших роз. «Опоздал на час, — сказала она, садясь на стул с отслоившейся краской. — У тебя же клиенты важнее». Он потянулся к её руке: «Марго, я купил билеты в Сочи...» В это время в её сумке завибрировал телефон — Слава, таксист, писал про пятничный
Артём, инженер-самоучка с обожжёнными смолой пальцами, копался в сломанном паровом агрегате у подножия Петропавловской крепости. Вместо металла — скрипучие балки из прессованной берёзы, вместо угля — сосновые шишки в топке. Лида, его напарница в потёртой телогрейке, тыкала в синий экран рации: «Опять *затихают* на волне 3.14. Говорил, кристалл из карельской слюды вставишь — не будут глушить». Из
Марина, 34 года, бухгалтер из Екатеринбурга, каждое утро раскладывала счета на кухонном столе, пока её сын Артём, 8 лет, с хриплым кашлем собирал рюкзак в школу. Его ингалятор всегда лежал рядом с ключами от квартиры — синий пластик потёртый, с наклейкой динозавра. На детской площадке за домом она впервые заметила Сергея, 42 года, инженера-железнодорожника, который чинил сломанные качели.
Кирилл тащит за собой Дашу и Антона через ржавые ворота заброшенного завода в Люберцах. Ветер свистит в разбитых окнах цеха, под ногами хрустит битое стекло. Даша, спотыкаясь о бетонный блок, хрипит: «Ты уверен, что он здесь?» Кирилл достает из кармана смятый лист с картой, нарисованной синей шариковой ручкой: «Там, у трансформатора. Если успеем до полуночи». Антон молча ковыряет кроссовком
В Зимнем дворце, при тусклом свете сальных свечей, Александр Меншиков скрипел пером по бумаге, составляя манифест о передаче власти юному Петру II. Его кабинет пахнет воском и кожей переплетов. «Трон — не игрушка для мальчишки, — шептал он, поправляя парик, — но лучше марионетка, чем голштинская выскочка». В соседних покоях Екатерина I, кашляя в платок, вытирала вино с подола платья, слушая
