Сергей Соколов, бывший следователь с подрагивающими от нервного тика пальцами, возвращается в свой провинциальный городок под Воркутой. В кармане потёртой кожанки — письмо от анонима: *«Катю нашли в шахте №4, но это не она»*. Он заселяется в гостиницу «Северная», где обои отклеиваются клочьями, а из крана течёт ржавая вода. В баре на углу Сергей сталкивается с Петром, своим бывшим напарником,
Анна, медсестра в екатеринбургской больнице №27, каждое утро начинала с проверки списка пациентов. Утро 12 октября: в приемное отделение привезли мужчину после ДТП на улице Куйбышева — рваная куртка, лицо в крови. В кармане нашли водительские права Сергея Михеева, 34 лет, инженера с завода «Уралмаш». Анна записала его в журнал, но не заметила, что фамилию перепутала с другим пострадавшим —
В подвале видеопроката на окраине Нижнекамска Виктор «Видик» Малышев, в засаленной куртке от «Адидас», размагничивает кассеты старой электробритвой. Замечает в коробке из-под «Белоярочки» кассету с надписью «Смотри до конца» синей шариковой ручкой. Включает монитор «Электроника» — на экране мелькают кадры: школьница в форме 1987 года стоит у развалин химзавода, шепчет: «Они в проводах, не включай
В портовом районе Кейптауна, между складами с ржавыми контейнерами и рыбными ларьками, капитан Андрей «Док» Свиридов проверяет груз — ящики с консервами, под которыми спрятаны свёртки с вакцинами. Его напарник, бывший медик Игорь Лопатин, щурится от солнца: *«Опять эти контрабандисты из “Чёрной медузы” рыщут. Слышал, у них на причале №4 ящики с этикетками “сельдь”, а внутри…»* — бросает он,
Кирилл, парень в засаленной куртке с пятном от кофе на рукаве, чинил микроволновку в своей мастерской на окраине Петербурга. В соседнем подъезде, где он жил, каждую среду пропадал свет — Аня, студентка из меда, вечно роняла ключи, пытаясь открыть дверь в пять утра после ночной смены. «Опять третьему этажу повезло с иллюминацией?» — крикнул он, высунувшись из окна, когда увидел, как она копается в
Анна, с сигаретной затяжкой у окна общаги на Ленинградке, заметила трещину в стене — из нее торчал пожелтевший конверт. Достала его ножницами для маникюра, внутри оказались фотографии 80-х: тот же двор, но с полуразрушенной качелей и группой подростков в кожаных куртках. «Смотри, Макс, — ткнула она соседа локтем, — этот парень с гитарой... как две капли Кирилл из 305-й». Максим, жуя бутерброд с
Кирилл, студент-заочник из Подмосковья, обнаруживает в коробке с дедовскими кассетами VHS странный плеер с выцарапанным знаком «СССР». Записи показывают обрывки митингов 80-х, но на третьей кассете — его собственная комната, снятая за день до этого. «Ты вообще в курсе, что этот район раньше называли Кислотным?» — спрашивает соседка Аня, пока они разглядывают плеер под треск динамиков из соседнего
Лиза, 19 лет, студентка театрального училища в Питере, подрабатывает костюмером в полузаброшенной мастерской за киностудией "Ленфильм". В подвале, где вечно пахнет старым деревом и клеем ПВА, она натыкается на коробку с дневниками умершего декоратора Глеба Семёновича. Его записи о постановке 1987 года — чёрные метки на полях, эскизы с перечёркнутыми лицами актёров — пугают, но Лизе надо
Слава, 32 года, сварщик из Екатеринбурга, после ночной смены заливал в гараже трек на старый ноутбук. Жена Марина звонила трижды: «Опять воняешь электродами, Ане уроки помогать надо». В клипе, снятом на телефон у мусорных баков, он зарифмовал квартплату и ржавые трубы в подъезде. Тимур, он же Тима Black, московский рэпер из лейбла «Zima», в стриме назвал это «деревенским трэшом»: «Ты даже бит не
Кирилл, 17 лет, втихаря исписывает общую тетрадь стихами про ржавые гаражи за школой и дохлую кошку под своим окном. Живет с бабкой в хрущевке на окраине Красноярска — каждый вечер она ставит ему гречку с тушенкой и ворчит: «Опять ворон считаешь? Найди дело, а то в армию сопрешь». Его друг Артём, коренастый парень в засаленной куртке, рисует на бетонных заборах глаз с крыльями и смеется: «Ты бы
Лера, в рваных джинсах и с рюкзаком, заклеенным наклейкой панк-группы, нашла странный флакон в подвале пятиэтажки на окраине Тольятти. На этикетке — треснувший символ, похожий на перевернутую каплю. «Береги, пока не поздно», — прошептал бездомный у мусорных баков, но она проигнорировала. Дома, разглядывая черную жидкость под светом лампы-икеи, услышала скрип двери: на пороге стоял Максим, ее
Анна, дизайнер из рекламного агентства на Тверской, три дня не спала, рисуя макет для ёлочной игрушки. «Сергей, я не успеваю — заказчик хочет снежинки в стиле Малевича, а принтер сломался», — бормочет она в телефон, пробираясь через толпу у ЦУМа. В «Азбуке вкуса» хватает последнюю упаковку рапаногого краба — подарок маме в Питер — и сталкивается с Максимом, который роняет банку оливок. «Извините,
