Лора Митчелл, 27 лет, приезжает в родной городок Бивер-Крик после пяти лет жизни в Чикаго. Ее отец Джек, владелец обветшалой фермы с яблоневым садом, встречает дочь в красной фланелевой рубашке и молчит про долги за землю. В сарае, где пахнет сеном и ржавым гвоздями, Лора находит коробку детских игрушек: потрепанного плюшевого лося, гирлянду с перегоревшими лампочками. «Ты вернулась, потому что
Настя, медсестра из городской больницы с облупившейся краской на подоконниках, нашла в кармане своего бледно-голубого халата золотое кольцо с треснувшим аметистом. «Смотри, Ирка, — ткнула она подругу в плечо, размахивая находкой, — между перевязками валялось». Ира, закатывая бинты в стерильный шкаф, фыркнула: «Может, тот старик из палаты №4 подкинул? Говорил, ты похожа на его покойную жену».
Каждый день Надежда обходит покосившиеся деревянные дома в заполярном посёлке, втискивая пенсионные уведомления в щели рамок. Санки с потрёпанным почтовым мешком скрипят по насту, а ветер бьёт в лицо колючей снежной крупой. «Опять лекарств нет?» — старуха в валенках с гусиным жиром на ладонях хватает её за рукав телогрейки. «Завтра, Марфа Петровна, обещали», — врёт Надежда, зная, что аптекарь уже
Илья, водитель маршрутки с потёртым рулем и вечно горящим «Check Engine», каждую ночь объезжал спальные районы Петербурга. Дочь Аня, тринадцать лет, астма — врач в пятой горбольнице сказал: «Ингаляторы — временно. Нужен санаторий в Крыму, 250 тысяч. Или готовьтесь к худшему». В гараже за обшарпанным ТЮЗом Илья копил купюры в жестяной чайной банке: «Вчера 3200, сегодня — 4500. Чёрт, ещё свет
Джейкоб Лернер, 27-летний архивариус в мэрии Нью-Йорка, каждое утро покупает кофе в ларьке на углу 5-й авеню и 34-й улицы. В четверг, 12 октября, он заметил, что барменша Клара, которая всегда рисовала ему сердечко на стаканчике, исчезла. Вместо нее — пожилой мужчина в засаленном фартуке. «Где Клара?» — спросил Джейкоб, роняя сахарный пакетик. «Не работала тут никогда», — буркнул тот, вытирая
Акаш, парень из старого квартала Чандигарха, чинит мотоциклы в крошечной мастерской отца. Его день начинается с запаха машинного масла и перебранки с соседями из-за шума. Наташа, дочь владельца сети отелей, водит красный Hyundai Creta и спорит с матерью о «приличных профессиях» за завтраком в пентхаусе с видом на озеро Сукхна. Они сталкиваются на рынке Сектор 17, когда у Наташи глохнет двигатель.
Карлос Мендоса, сорокалетний слесарь с завода в промзоне Валенсии, каждое утро покупает *La Vanguardia* в киоске на углу улицы Королевы Виктории. Его дочь Инес, студентка-историк, копается в муниципальных архивах Барселоны, где натыкается на папку с перечеркнутым грифом *Operación Lucero*. «Пап, ты же работал на этом военном заводе в 70-х?» — спрашивает она за ужином, разливая гаспачо. Карлос
Марчелло, грузчик с порта в Ливорно, находит в ящике с кофе из Алжира свёрток с героином. «Чёрт, это же паук в банке», — бормочет он, засовывая пакет под куртку. В тот же вечер его девушка Люсия, официантка из кафе «Соле», замечает у дверей двух мужчин в костюмах-тройках. Они курят «Мальборо», не сводя глаз с её рыжих волн. На кухне шеф-повар Энцо стучит ножом по разделочной доске: «Беги, глупая.
Оксана, в розовом халате с пятном от кофе, тыкает пальцем в трещину на фарфоровой тарелке. "Сергей, это твой папа опять посуду ронял, когда водку пил?" — кричит она на кухню, где муж в мятых семейных трусах пытается закрутить кран с подтекающей гусака. Серый киевский двор за окном гудит маршрутками, а на балконе сушится постиранная вчера штора, которую Оксана сдернула во время ссоры.
В центре — Антон, студент-архитектор из Киева, который ищет младшего брата Мишу, пропавшего после ночной прогулки у заброшенного завода «Прогресс». В кармане рваной куртки Миши Антон находит схему подземных тоннелей с пометкой *«17-й маршрут, не входить»* и обрывок чека из кафе «Молоко» на Подоле. Там официантка Лика, подруга Миши, шепчет: *«Он копался в старых чертежах городской канализации…
Олег, утром заваривая растворимый кофе в хрущевке на Оболони, заметил, что окна соседнего дома отражают небо, которого нет — полосу ржавых труб и облупленную вывеску «Продукти». Вчерашний разговор с Катей всплыл обрывками: «Ты тоже их видишь? Как будто пленка надрывается…» По дороге на работу в метро «Днепр» он наткнулся на граффити — лицо девушки с трещиной вместо глаза. Той же вечером, роясь в
Лука, 14 лет, каждое утро покупает хлеб на *виа Маргутта* для тёти Марчеллы. Она ворчит на крошки на полу, поправляет синюю шаль на плечах: «*Кот снова сбежал — ищи, пока дождь не начался*». Под лестницей в доме 1920-х годов пахнет сыростью и лавандовым мылом. В поисках рыжего Беппо мальчик забирается в заброшенный двор за кинотеатром «*Аполлон*», находит там коробку с письмами на немецком —
