Саша, пятнадцать лет, живет с матерью в хрущевке на окраине Минска. Мать — медсестра в районной поликлинике, после смены зашивает пододеяльник на машинке «Зингер», купленной на барахолке. На кухне — плитка с трещиной возле раковины, в холодильнике только банка соленых огурцов и пачка маргарина. «Сходи в магазин, ладно? Хлеб и молоко», — бросает она, не поднимая головы. Саша вместо магазина идет
Саша, 12 лет, в рваных кедах топчет пыльную обочину возле села Подстепное — это под Херсоном, где Днепр широкий, но пахнет тиной. Отец погиб два года назад, когда шахта в Павлограде обрушилась; мать, Людмила, теперь мотается между аптекой, где раскладывает корвалол и йод, и огородом с покосившейся теплицей. «Ты ж знаешь, билети дорогі», — бросает она, счищая ножом нагар с сковородки, когда Саша в
Лиен, 23 года, работает в кафе на окраине Ханоя, где по утрам разливает густой кофе с сгущёнкой строителям. Однажды к ней приезжает Хоанг, 19-летний парень из деревни Ниньбинь, который ищет мать, уехавшую в город год назад. «Ты же не останешься на вокзале? У меня свободная комната», — бормочет Лиен, разглядывая его потрёпанный рюкзак и грязные кроссовки. Они селятся в её комнатке с протекающим
Марина, живущая в пятиэтажке на окраине Подмосковья, нашла в кармане мужа чек из ювелирного магазина. Алексей, менеджер по продажам, клялся, что браслет — подарок для начальницы: «Она же нас продвигает, ты сама понимаешь». На кухне, разбив чашку с треснутым рисунком, Марина позвонила Ольге, соседке снизу: «У тебя муж после работы в гараже пропадает? Мой сегодня в пиджаке чужые волосы нашла —
Ольга приезжает в деревянный дом под Воронежем после смерти матери. На кухонном столе — конверт с надписью «Для дочки», внутри схема сада и список сортов роз. Брат Игорь, в засаленной куртке, стучит молотком по покосившемуся крыльцу: *«Крышу протекает, а ты про какие-то цветы»*. В сарае за ржавыми банками с вареньем Ольга находит мешок луковиц, перевязанный маминым шерстяным шарфом. Соседка тетя
Анна, в синем халате с пятнами от свёклы, пересчитывала мелочь на кухне хрущёвки. Максим, воняющий соляркой, швырнул на стол потрёпанный кошелёк: «С завода везешься каждый день как на праздник. У Петровича и туфли новые, и духи». Она разбила чашку с облезлым «ХБ», когда потянулась за тряпкой: «Ты б лучше в рейсах меньше бухал – глядишь, на колесо хватило бы». За стеной соседка включила «Поле
Сергей выходит из автобуса на вокзале в Липках, спина ноет от долгой дороги. В руках потёртый чемодан с армейской формой и пачкой сухарей, которые дали на прощанье сослуживцы. Ольга ждёт у ларька с шаурмой, курит «Винстон», накинув на плечи старый свитер мужа. «Свет опять отключили, — говорит она, забирая чемодан. — На прошлой неделе Машка из ЖЭКа грозилась долги спилить». Идут мимо пятиэтажек,
Анна, учительница сольфеджио в музыкальной школе под Рязанью, каждое утро поправляла отклеивающиеся ноты на стенде в коридоре. В четверг, пока она чинила педаль расстроенного рояля в кабинете №3, за дверью замер инженер Сергей, присланный проверять вентиляцию. «Вы играли вчера вечером? — спросил он, держа в руке гаечный ключ. — Соседи жаловались на шум». Анна фыркнула: «Это был Рахманинов.
Сяо Линь, 12 лет, каждое утро пробирается в сарай за домом, где хранится потрёпанная тетрадь с рецептами её бабушки. На страницах, испачканных пятнами патоки, остались записи о пирожных с лепестками хризантемы — тех самых, что когда-то продавали на деревенском рынке. Отец, Цзян, чинит рыболовные сети на крыльце и ворчит: «Опять возишься с этой мукой? Лучше бы рис полола». Но девочка тайком
Михаил Сухарев, бывший разведчик, после Чечни устроился водителем «скорой» в Питере. Живет в пятиэтажке на окраине: облупившиеся обои, пачка сигарет «Беломор» на подоконнике, в шкафу — старая форма с потускневшими нашивками. Днем возит фельдшера Ольгу, которая вечно ворчит: «Опять без перчаток? Ты ж заразу подцепишь!» Ночью разбирается с местными бандитами — однажды выбил дверь в подворотне,
Соломон Шульман, седой мужчина в очках с толстыми линзами, раскладывал потрепанные фолианты на полках своей лавки возле рыночной площади. На столе — разобранный будильник 30-х годов, масляные пятна на газете "Вечерние вести". В дверь ворвался Артур в модной ветровке, пахнущий городским парфюмом: "Контракт на квартиру подписан. Завтра грузчики приедут". Соломон протер тряпкой
Минхо, 34 года, дизайнер мебели, каждое утро спотыкается о груду грязной посуды в крохотной кухне своей сеульской квартиры. Его жена Дживон, 31 год, копирайтер, уже неделю прячет его сигареты в банку с рисом — "Чтобы мозги прочистил", — бросает она, не отрываясь от ноутбука. Вечером, пока он ищет зажигалку между стопками неглаженных рубашек, она ставит на стол холодный суп с говядиной:
