Артём, курьер с потёртым рюкзаком и треснутым экраном телефона, нашёл в кармане куртки конверт с пятью тысячами и запиской: *«Завтра в 15:30. Угол Ленина-Малышева, синяя «Газель». Не опаздывай»*. Он позвонил Максиму, с которым когда-то разгружал вагоны: «Чё думаешь? Подстава?» — «Хер знает. Но у тебя ж кредит за квартиру висит. Рискни, вдруг отмыть получится». На перекрёстке, воняло жареным луком
Лайла, с розовой чёлкой, залипшей от латте в кафе «Грин Спун», толкает Картера локтем в грудь. «Ты вообще слышал, как Дэнн на басу лажает? — шипит она, вытирая руки о фартук с пятном кетчупа. — Вчера на репе он полчаса одну ноту долбил». Картер, в засаленной куртке механика из гаража на 5-й авеню, достает сигарету из-за уха: «А кто вместо него? Твой бывший, который аккорды по TikTok учит?». Они
В Марракеше Туду, рыжеволосая 22-летняя девушка в поношенной кожаной куртке, чинит старый медный чайник для соседки-бабушки Амины, пока та ворчит: «Опять проводами весь пол завалила!» Ее друг Лука, парижский уличный художник с татуировкой совы на шее, звонит по видео: «Приезжай, моего кота Шапо затянуло в катакомбы под булочной». Туду бросает паяльник, хватает рюкзак с марокканскими сластями и
Люка, тридцатилетний печатник из лионской типографии, каждое утро покупает круассаны у Самиры в булочной на улице Республики. Они знакомы с детства, но теперь разговоры сводятся к погоде и цене на муку. Однажды в кафе на площади Белькур Самира, пахнущая корицей и дрожжами, тычет вилкой в его тарелку: «Перестань гримасничать. Твоя улыбка кривее, чем мои первые багеты». Люка молча достаёт из
Люка, пятнадцать, в ржавой куртке с капюшоном, ковыряет паяльником плату в подсобке парижского антикафе *Le Cerveau*. За соседним столом Элоиза, в очках с треснувшей линзой, гуглит на ноутбуке схемы гидравлики. «Ты уверен, что этот мотор выдержит давление?» — бросает она, не отрываясь от экрана. Люка молча подсовывает ей калькулятор с графиком: красная линия взлетает к 300 psi. За окном дождь
Лина Марлоу, 23 года, сидит в подсобке заброшенного кинотеатра «Райский экран» на окраине Лос-Анджелеса. Запах прогорклого попкорна смешивается с ароматом ладана, который она жжёт в жестяной банке. В углу валяется разбитый проектор, на стене — календарь 1998 года с обведёнными датами. Клиент, мужчина в мятой рубашке, дрожит, протягивая фотографию дочери. «Душа на двоих, или ты один сегодня?» —
Артем заперся в подсобке автомастерской на окраине Новосибирска, где Виктор, его бывший коллега по заводу, хранил списанные аккумуляторы. Холодный чай в пластиковой бутылке, крошки от вчерашней булки на столе с пятнами солярки. "Два дня, не больше, — хрипел Виктор, передавая связку ключей. — Потом ищи другое место". Артем не выключал телефон: сестра Лена должна была прислать сигнал —
Лейла Морган находит в кармане прожженной куртки брата-пожарного сложенный чек из автомойки на Харпер-стрит. На обороте — координаты и надпись «Ищи Иезекииля». В гараже, где Картер Рид чинит старый «Кадиллак» с запахом бурбона и сигарет, она тычет ему бумажкой: «Ты же там работал. Где этот адрес?» Картер вытирает руки об тряпку с пятнами мазута: «Забей. Тебя тоже на мясо пустят». Позже, за
В небольшом пристанционном поселке Лиза, кассирша с десятилетним стажем, каждое утро поправляет табличку «Окно №3 не работает» — механизм давно сломан, а ремонт откладывают. Аня, диспетчер, в душной будке переключает стрелки, слушая переговоры машинистов: «*Вагон 12 подтекает, но до вечера дотянет*», — бормочет она, заедая чай вчерашними пряниками. Оля, уборщица, прячет под платком шрам на шее,
Эмили, студентка из Брайтона, каждое утро перед лекциями по океанографии заворачивала в кафе на углу улицы Норт-Лейн — брала кофе с миндальным молоком и пирожок с ревенем. В тот день, когда она обнаружила в рюкзаке мокрый конверт с картой Ла-Манша, на которой кто-то отметил координаты красным крестиком, за окном лил дождь. «Ты точно не из тех, кто верит в клады?» — спросил её одногруппник Лукас,
Артём, младший следователь из Бреста, приезжает в деревню Глухая Старина после исчезновения брата-архивиста. В старом доме с облупившейся зелёной краской находит его записи: вырезки о ЧК 1920-х, фото полуразрушенной башни с зарешеченными окнами. Местный дед Ефим, поправляя картуз, бормочет за столом в избе: «Твой Кирилл копался, где не надо. Замок тех щупать не велели — там голоса ночью, как
В долине Гвадалквивира, среди выжженных солнцем холмов, 17-летний Хуан Моралес каждое утро проверяет капканы на лис. Его сестра Кармела, в красном платке с выцветшими розами, доит овец, ворча: *«Если Альмаден снова повысит цены на сено, зимой будем грызть камни»*. В соседней деревне Сан-Лукар старик Мигель чинит сетчатый забор, попутно обучая внука Рауля отличать волчий след от собачьего —
