Майкл Барри, нейробиолог с протезом глаза, сидит в своем калифорнийском офисе, окруженный распечатками ипотечных сводок. Он звонит брокеру Грегу Липпману, стуча пальцем по столу: "Создайте мне кредитные дефолтные свопы на эти облигации. Да, все. Нет, я не сумасшедший". Тем временем в Нью-Йорке Марк Баум, в мятом пиджаке, допрашивает риелтора в баре: "Вы одобряли кредиты
Эверетт Бэкстром, детектив с вечно небритым подбородком и сигаретной пачкой в кармане пиджака, ковыряется в остатках вчерашней пиццы на столе в участке Портленда. Его напарница, Николь Грэйвли, перебрасывает ему папку с фотографиями места преступления — труп мужчины в костюме найден в канаве у моста Стилджэс. «Ты опять забыл про перчатки?» — бросает она, указывая на его отпечатки на стакане
Гюнеш, плотник с мозолистыми руками, каждое утро рубил дрова за домом из серого камня, пока его старшая дочь, Фериде, не выносила ему чай в потрескавшейся керамической кружке. "Baba, мама просит починить забор у овец", — говорила она, пряча под платком рыжие пряди. Средняя, Лейла, ворчала за ткацким станком: "Опять я одна заказы делаю, а Элиф в городе книжки читает". Младшая,
Карлос чинил мопед во дворе, когда Луис принёс письмо от кредиторов. «Снова пишут про долг Инес?» — Луис развернул конверт, потрёпанный по краям, и кивнул. Сестра Карлоса, Инес, работала на рыбном рынке в Барселоне — каждое утро её руки пахли чешуёй и льдом. Два месяца назад она заняла у местных 15 тысяч евро на операцию матери. Теперь в углу письма краснела пометка: *До 31 числа*. Карлос вытер
Сара, рыжеволосая девушка в потертом кожаном жакете, каждое утро подмешивала в кофе соседям щепотку сушеной лаванды — чтобы те меньше сплетничали. Ее домик на окраине Стоун-Крика с покосившимся крыльцом пах мятой и старыми книгами: под половицей на кухне она хранила мешочек с волчьим клыком и пожелтевший дневник матери. «Опять твои розы цветут в октябре?» — хрипел мистер Хендерсон через забор,
В старом фургоне, пахнущем морской солью и рыбой, Джордж Тёрнер везёт детей из Окленда в Рэйвенсвуд — прибрежный посёлок, где улицы упираются в пляжи с чёрным песком. Арли, 14 лет, тычет пальцем в треснутое окно: «Тут даже сеть не ловит, это же конец света». Шейла, младшая, молчит, сжимая потрёпанного плюшевого кенгуру. Джордж арендует домик с протекающей крышей, ставит на кухонный стол ноутбук
Дэнни, парень с проколотым ухом и татуировкой змеи на запястье, работает в ремонтной мастерской под вывеской *ElectroFix* в Сохо. В баре *The Black Rabbit* он сталкивается с Алексом — молчаливым типом в оверсайз-тренче, который заказывает виски без льда. "Ты же не местный", — бросает Дэнни, вертя в руках зажигалку. Алекс оставляет на столе часы с треснувшим циферблатом: внутри спрятана
Оскар Мэдисон, спортивный обозреватель с пятном кофе на рубашке, впустил Феликса Унгара — бывшего одноклассника с маниакальной тягой к чистоте — в свою двушку на Манхэттене после развода того с женой. В гостиной, где пахло вчерашней пиццей и старыми газетами, Феликс сразу вытер пыль с подоконника салфеткой из кармана: «Тут грибок в углу душевой. У тебя споры могут вызвать астму». Оскар,
Лиам, 17 лет, рылся в подвале старого дома в Торонто, где поселился с младшей сестрой Эмили после смерти родителей. За грудой коробок с потрескавшимися фотоальбомами он нашел кожаную книгу с заржавевшим замком. *«Смотри, тут даты 19 века… “Договор №227”»,* — позвал он Эмили, проводя пальцем по выцветшим чернилам. Когда сестра коснулась страницы с символом в виде переплетенных змей, комната
В ноябре 1977-го Джанет, 11 лет, услышала стук в стену своей спальни на Грин-стрит. Ее сестра Маргарет, 13, закричала: "Смотри — комод!" — тяжелый ящик сам выдвинулся, уронив куклу на пол. Мать, Пегги, ворвалась с чаем в руках, чашка разбилась о ковер. Позже в гостиной, когда Джонни, 10, включил телевизор, экран заполнила рябь, а из динамиков прорвался хрип: "Я Билл Уилкинс. Умер
Элиза, 17 лет, каждое утро покупала круассан в кондитерской на углу улицы Риволи. Однажды в старом переплете «Трех мушкетеров» из букинистического магазина она нашла письмо с координатами — 48°51'29.6"N 2°17'40.2"E. "Это же Лувр!" — прошептала, разглядывая потрепанные чернильные строки. В кармане куртки завалялся компас от деда, который она носила «на удачу». В
Элиф коротает дни в отцовской автомастерской на окраине Стамбула, заваленной старыми запчастями и банками с застывшей краской. Мехмет, её отец, вечно в масляном комбинезоне, ворчит над сломанным двигателем «Фиата» 1987 года: *«Ты же знаешь, мотор — как сердце, его нельзя бросать на полпути»*. Девушка, пряча волосы под потёртой бейсболкой, тайком рисует в блокноте эскизы платьев, которые никогда
