Харуто, парень лет двадцати, копается в высохшей земле на окраине деревни Симидзу. Его отец, Такуми, умер месяц назад, оставив залог за ржавый комбайн и три мешка невыплаченных кредитов. В конторе сельсовета тетка Марико тычет пальцем в распечатку: «До конца квартала — или землю продаем под склады». Утром на станции появляется Саори в белом пиджаке и лоферах — представитель токийской агрофирмы.
Ли Сяохуэй, 17 лет, каждое утро объезжает на ржавом велосипеде кварталы вокруг цементного завода, развозя посылки. Его маршрут всегда проходит через старый мост, где он останавливается, чтобы сбросить в реку окурки, оставленные ночной сменой рабочих. Однажды колесо застревает в грязи возле полуразрушенного склада. «Опять застрял… Надо бы колесо менять, а денег нет», — бормочет он, вытирая пот
Ларс Мюллер, уролог из цюрихской клиники на Банхофштрассе, каждое утро покупает *бирхермюэсли* в ларьке у вокзала. Его пациент, Марко Бертран, владелец ресторана *Zur alten Fähre*, после процедуры в пятницу жаловался на боль, тыча пальцем в синие пятна на мошонке: «Ты мне яйца покалечил, Ларс! Как я Анне объясню, что три месяца нельзя?». Ларс, разбирая заявления от страховых, бурчал в телефон:
Эннио, седой скрипач с шрамом на левом запястье, разбирает чемодан в съемной квартире в Милане. Внутри — потрепанные ноты с пометками *«исправить третий такт»*, фотография женщины в чёрном платье (Лидия, 1978) и квитанция из брюссельского ломбарда. На кухне сосед-саксофонист Марио стучит ложкой по раковине: *«Опять в Японию? Там же дожди…»*. Эннио молчит, поправляет очки, достаёт конверт с
В старом районе Чикаго, где трещины на асфальте зарастают одуванчиками, Ханна Мейерс подрабатывает в закусочной *Lou’s Diner* — моет посуду и тайком рисует комиксы на салфетках. Её младший брат Джейк целыми днями чинит гитару с наклейкой *Green Day*, которую нашел на помойке за школой *Westridge High*. После уроков Ханна прячет под кроватью потрёпанный блокнот: там списки — «Кому должен папа»,
Лиам, пятнадцатилетний парень с потертым рюкзаком и вечно разряженным телефоном, каждое утро пробирается через ржавый забор заброшенной фабрики, чтобы проверить самодельные датчики. Они фиксируют странные всплески энергии от чёрного облака, зависшего над городком Риверсайд. Его подруга Джози, чинящая мопед в гараже отца, смеётся: «Опять твои провода закоротило? Мама говорит, это радиация от
Лена Риддер копошится в подвале отцовского дома на Первой улице, перебирая коробки с ржавыми гайками и пачками счетов от поставщиков. Между квитанциями за газ 1984 года она выуживает конверт с грифом «Стройкомитет» — внутри списки рабочих металлургического завода «Great Lakes Steel» и заметки о проверках. «Пап, кто такой Артур Дрисдейл?» — кричит она в пустую кухню, где Джейкоб оставляет остывать
Мойра Салливан, архивистка из Бостона, приезжает в ирландский городок Килшаннон (графство Керри), чтобы разобраться с наследством покойной тети. В старом доме с протекающей крышей и запахом торфа она находит коробку с письмами 1923 года: её прадед, шахтёр Финтан, обвинялся в краже золотого амулета, после чего семью преследовали несчастные случаи. Местный историк Шон О’Доннелл, в рваной кожаной
Джейн Морган, 24 года, каждое утро пробивается через толпу туристов у Таймс-сквер, чтобы успеть к 7:30 в офис кинокомпании на 15-м этаже башни из стекла и бетона. Её босс, Том Уилкокс, оставляет на столе смятые чеки из стрип-клубов, которые она аккуратно расправляет утюгом, пока он орет по телефону: «Скажи этому идиоту-режиссеру, что я сниму его с проекта, если не увижу сценарий к пятнице!» В
Эмиль, мясник с рынка на улице Мобер, каждый день рубил телячьи туши, засыпая под треск радиоприемника с танго. В четверг, когда он вытирал руки окровавленным фартуком, к лотку подошла Клэр — инструктор из заброшенной студии за углом. «Ты же в юности рок-н-ролл танцевал? — спросила она, перекрикивая торговца устрицами. — У нас сальса по средам. Придешь, если коленки не откажут». Он пришел в
Лейла, 17 лет, в рваных кедах и выцветшей куртке с капюшоном, втискивается в автобус №14 где-то под Мемфисом. В кармане — смятая фотография женщины в платье 40-х, найденная в чердачной коробке между пузырьками с лекарствами и обрывками газет на первой остановке после побега из приюта. «Ты совсем как твоя прабабка, — шипит старуха в платке, продающая на заправке жареные пирожки. — Она тоже рылась
Люка, 16 лет, в рваных кедах и с рюкзаком, заляпанным краской, приезжает в Марсель к приемным родителям — Элен и Пьеру, владельцам пекарни на Rue de la République. Он спорит с Элен за завтраком: «Ты не мать мне, даже блины тут как картон». В школе он сталкивается с Сарой, соседкой-гимнасткой, которая прячет сигареты в чехле для скрипки. По вечерам Люка рисует граффити на заброшенном заводе, где