Сергей тащит Андрея через разбитый двор в Горловке, спотыкаясь о ржавые гильзы. Отец, Иван Степанович, задыхается в полуразрушенной хрущёвке — нужен ингалятор и антибиотики. Андрей, пахнущий краской из автосервиса, где работал до войны, находит в аптеке пустые коробки: «Тут ещё пачка анальгина…». Выстрелы со стороны рынка. Сергей, в рваном камуфляже, толкает брата за прилавок: «Не высовывайся,
Этан, 17 лет, после школы торчит в забегаловке «Джо» на углу 5-й улицы, моет посуду с присохшими остатками бургеров. Его друг Маркус, фанат старых игровых автоматов, врывается с потрепанным ноутбуком: «Слушай, тут в школьной сети странные файлы — типа, про подпольные турниры на заброшенном складе возле вокзала». Этан ворчит, что у него завтра тест по химии, но вечером они уже пробираются через
Оксана, в застиранной кофте поверх джинс, раскладывала коробки с дешевой бижутерией на рынке «Южный». Ветер с Днепра трепал целлофановые шторы палатки, когда Андрей, подтянув ремень с оторванной пряжкой, попросил: «Дайте три шаурмы без лука». Она узнала его — парень со стройки у метро «Левобережная», каждый вечер покупал у соседнего ларька пачку «Примы». Сдачу протянула ладонью вверх, пальцы в
Лиза Морган, 28-летняя бариста из Сиэтла, каждое утро перед сменой в кафе "Джейнс" заклеивает трещину на окне скотчем — ветер с залива пробирается даже сюда. В четверг, пока чистила кофемашину, нашла в щели стойки пожелтевший конверт с датой "2032" и своим именем. "Ты что, из будущего?" — спросила она у Марка, нового клиента в потертой кожаной куртке, который три дня
Анна, в потрепанном красном шарфе, ждет на остановке возле порта. Снег лепится к куртке, пальцы в дырчатых перчатках цепляются за пакет с гречкой из «Магнита». Грузовик Алексея, с поцарапанной дверью и наклейкой «Тихий Дон» на стекле, резко тормозит у обочины. «Ты замерзла? У тебя губы синие», — бормочет он, вытирая масляные пятна с рукава. В кафе «Полярная звезда» они пьют чай из треснутых
В загородном доме в Девоне собираются пятеро: Джейк, менеджер среднего звена с потрёпанным чемоданом; Софи, бывшая художница, зажигающая сигарету на веранде; Ричард, брокер в мятом пиджаке; Лейла, его жена, прячущая трясущиеся руки в карманы кардигана; и Майлз, психолог с блокнотом, который встречает их у дверей. «Телефоны — в коробку. Правила простые: никаких контактов с внешним миром до
Лили, младшая сестра, в пятничный вечер металась по рынку Ворошмарти в поисках дефицитного польского электронного конструктора для брата-подростка. Габор, старший брат, в это время чинил перегоревшую гирлянду на балконе их панельного дома в Кишпеште — паяльник дымился, соседи снизу стучали по батарее. «Ты опять купил марципан вместо настоящего торта?» — бросила Лили в трубку, заметив на кухне
Васундхара, в застиранном сари цвета горчицы, развешивает мокрое белье на веревке во дворе хрущевки в Ченнаи. Ее муж Шекхар, водитель автобуса, спорит с соседом из-за парковки: «Ты думаешь, дорога твоего батира?» Дочь Мегха, 14 лет, красит ногти в розовый, игнорируя учебник по химии на табуретке. В холодильнике — остатки риса с йогуртом и три помидора. По вечерам Васундхара подрабатывает
Лена Штрауб, медсестра из Берлина, копается в коробках с вещами покойной бабушки в тесной квартире на Шёнхаузер-аллее. За окном гудит трамвай, а она натыкается на потёртый дневник 1945 года с инициалами «F.R.» — деда, о котором семья молчала. В разговоре с подругой Мартой за кофе в кафе «Мельница» Лена роняет: «Тут про эвакуацию детей из Силезии... И фамилия какая-то — Вайс. Бабка точно не
Родриго из 304-й квартиры трижды за неделю заливал Софию с пятого этажа — из-за старого шланга стиралки. «Опять лужа на кухне? — кричала она, влетая к нему без стука. — Ты хоть трубы поменяешь или ждать, пока грибок меня съест?» Он морщился, отодвигая микросхемы с кухонного стола: ремонт телевизоров не приносил столько песо, чтобы возиться с сантехникой. По утрам они сталкивались у мусорных баков
Джейк, младший копирайтер из Питтсбурга, подбирает рыжего дворнягу возле мусорных баков за кофейней *Bean There*. Собаку он называет Баркли — из-за хриплого лая. Квартира Джейка на третьем этаже с паркетом, который скрипит у входной двери, теперь завалена игрушками-пищалками и следами грязи на кухонном линолеуме. «Ты хоть пописал?» — бормочет он в 6 утра, натягивая потрепанную куртку, пока Баркли
Диан целыми днями крутится в крохотном кафе у рынка, разливая *эспрессо* и поджаривая панкейки с кривым краем. За стойкой она машинально рисует сердечки на пенке, пока Ариэль, в заляпанной цементом рубашке, тычет пальцем в её блокнот: «Бабушка оставила условие — или я женюсь, или дом в деревне продадут под отель. Притворись, что мы пара. Всего на три месяца». Диан фыркает, вытирая руки о фартук с