Оксана, 34 года, втиснула потрепанный чемодан с треснувшим уголком между коленями, пока электричка дергалась на подъезде к Киеву. Рядом Аня, восьмилетняя дочь, прижимала к груди плюшевого мишку с оторванным ухом — подарок отца, оставшегося в Луганске. На вокзале запахло жареными семечками, а громкоговоритель хрипел о задержке поезда №217. «Мама, мы теперь тут жить будем?» — спросила Аня, цепляясь
Кирилл, владелец строительной фирмы, нашел Марину через театральное агентство. Встретились в «Шоколаднице» на Тверской: он крутил ложку в холодном раф, она опоздала на пятнадцать минут, в сумке — потрепанный экземпляр «Чайки». «Три дня, максимум неделя. Мать поверит, если увидит совместные фото в альбоме и... выучишь, как я ем сырники по утрам», — сказал он, доставая конверт с авансом. Марина,
Максим, менеджер из Москвы, прилетает в Одессу с коробкой образцов консервированной сайры. В аэропорту его встречает таксист Валера в выцветшей футболке «Adidos». «Вы ж в гостиницу? Или сразу к нашим рыбакам?» — хрипит он, закидывая чемодан в багажник «Ланоса». По дороге Максим звонит начальнику: «Сергей Петрович, я на месте. Думаю, договоримся за два дня». В гостинице «Черное море» его селят в
Аситака, принц племени Эмиши, случайно убивает кабана, превратившегося в демона. На его руке остается черная метка, медленно расползающаяся к сердцу. Старая знахарка, разглядывая рану, хрипит: *«Иди на запад. Там найдешь причину — или конец»*. Юноша покидает деревню, пересекает горы на красноногом яке. В лесу встречает монаха в рваном кимоно — Дзико-бо смеется, жуя сушеных кальмаров: *«Люди тут
Джейк Морган, семнадцатилетний левша с хроническим вывихом плеча, переехал в Санта-Клару после отца-дальнобойщика. Тренировки в школьном спортзале с отслаивающейся синей краской на стенах превратились в рутину: каждый четверг он отрабатывал подачи под присмотром тренера Рикерта, бывшего морпеха. «Руку выше, Морган! — орал Рикерт, тыча пальцем в диаграмму с пятнами от кофе. — Ты бросаешь, как
Лора, в застиранном халате, мешает ложкой гречку на плите, когда Катя врывается с сигаретным запахом от куртки. «Дима зовет в Питер, у него там квартира. Хватит копить на эту развалюху», — дочь тычет пальцем в трещину на потолке. Лора молча достает из холодильника банку с «Боржоми», где прячет пятитысячные купюры. Ваня в соседней комнате рвет тетрадь по геометрии — учительница опять вызвала на
Анна, приехавшая из Одессы на лето к тётке в рыбацкий посёлок под Феодосией, каждое утро покупала копчёную камбалу у Сергея — местного рыбака с потёртыми руками и вечно солёной курткой. Он смеялся, заворачивая рыбу в газету: «Тебе бы не на пляж, а со мной на сейнер — научилась бы сети чинить». Вместо ответа она разглядывала его лодку «Мрия», привязанную к ржавым сваям, и думала о том, как пахнет
Сергей Михеев, электрик с завода «Уралмаш», каждый вечер задерживался у киоска с чебуреками на улице Мамина-Сибиряка. Там же подслушал разговор двух мужчин в чёрных куртках: «Завтра в шесть утра на складе. Будет громко». На следующий день взрыв разворотил старую котельную за железнодорожными путями. Сергей нашёл в мусоре обгоревший блокнот с цифрами — 43.7861, 60.8762. Это оказались координаты
Зоя Палеолог выходит из повозки у московских ворот, поправляя платье с вышитыми двуглавыми орлами. Свита шепчется: «Видали, как крестится? Не по-нашему». В Успенском соборе Иван Васильевич молча берёт её руку — пальцы у неё холодные, несмотря на июльскую жару. На пиру боярин Щеня тычет ножом в курнику: «Твои греческие попы Фрязина нам навязали. Теперь этот Аристотель стены Кремля ломает,
Оксана, сварщица из села под Черниговом, нашла в бабушкином чердаке старый сундук с вышитыми рушниками и письмами на пожелтевшей бумаге. В одном из конвертов — фото мужчины в военной форме, похожего на ее давно пропавшего деда. Бабушка Мария, перебирая льняные нити, буркнула: *«Ткала не для продажи, а для памяти. Тут каждый стежок — чья-то боль»*. На фабрике, где Оксана ремонтировала ворота, она
Саша, в потрёпанной куртке с оторванным рукавом, прячет пачку «Примы» под гнилым крыльцом школы — мать опять обыщет карманы. Лера, её рыжие волосы слиплись от дождя, толкает его в бок: *«Сдохнешь до двадцати, и что я твоей мамке скажу?»*. Они бегут к полузаброшенной котельной за железнодорожными путями, где Макс уже разводит костёр из старых парт. В дыму смешиваются запах жжёного пластика и
Игорь, криминолог из Киева, сидел в кафе «Марьяна» возле Львовской площади, разглядывая фото с места убийства. На столе — остывший раф, крошки от круассана. «Смотри, здесь грунт смешан с глиной, — тыкал он пальцем в снимок, — это не городская почва». Его напарница Аня, поправляя очки, достала карту: «В радиусе 30 км глину берут только в селе Заречное. Там дачи, лесопилка». За окном моросил дождь,