Мария Коваль, 27 лет, разбирала старый комод в доме бабушки под Львовом, когда нашла потрепанный дневник 1946 года. На страницах мелькали имена незнакомых родственников, а между листами выпала карта Карпат с пометкой «Не вскрывать». «Ты вообще понимаешь, что копаешь?» — спросил Данил, младший брат, разглядывая желтые фотографии в рамке. Мария проигнорировала: на следующий день она уже ехала в
Оля, 28 лет, работает бариста в кафе на Спасской. После смены забегает в пятиэтажку на Оболони — в однокомнатную квартиру Саши, 32 года, грузчика с татуировкой якоря на предплечье. Он чинит сломанный смеситель, пока она разогревает залежалый борщ. «Снова соседи жаловались на шум?» — бросает Оля, заметив царапины на его костяшках. Он молча достает из кармана чек из травмпункта: «Сань, опять драка
Оксана развешивала на балконе белье, когда заметила, что соседский кот снова стащил вяленую рыбу с подоконника. «Ти шо, знов?» — крикнула она в пустоту, зная, что Василь Иванович уже ушел на рынок. Внизу, возле остановки, Андрей пинал колесо старого «Запорожца» — аккумулятор сел, а до автосервиса в райцентре нужно тащиться на попутках. «Може, продамо це корыто і купимо нормальну машину?» —
Олег, слесарь с завода «Арсенал», в пятницу вечером копался в проводке на кухне своей хрущевки. За стеной соседка Галя громко ругалась с котом: «Барсик, опять в тапки нагадил!». Жена Анна разложила на столе квитанции за свет — 1,347 гривен. «В Польше у Санька бригада собирает теплицы. Месяц — полторы тысячи евро», — Олег вытер ладонью пот со лба. Анна резко хлопнула дверцей холодильника: «А моя
Мария, 17 лет, живет в Черновцах на улице с разбитыми фонарями. Каждое утро она заезжает в магазин "Сонце" за хлебом, пока ее велосипед с пластиковой корзинкой скрипит на поворотах. "Возьми вареники для бабушки", — кричит продавщица Оксана, вытирая руки о клетчатый фартук. Дома старуха разворачивает газету с объявлениями о пропавших котах: "Опять *Русское радио* глушит
Антон, 24 года, разгружает коробки с консервами в подсобке киевского супермаркета «Велмарт» на Оболони. Вечером, за чаем в хрущевке бабушки, находит затертую тетрадь с пометкой «ДС-2, 1981» меж старых фото. Соседка Ира, фармацевт из аптеки напротив, замечает в блокноте схемы тоннелей: «Это ж под тем сквером, где сейчас фонтан. Там раньше КГБшники в кожанках совались». На следующий день,
**Абзац 1:** Марія, 27 років, везе в багажнику старого «Запорожця» коробки з книгами та розбиту вазу, яку не встигла викинути після розставання з хлопцем. Повертається у рідне село Глибока Балка на Вінниччині, де її чекає напівзруйнована хата бабусі. На порозі — сусід Дмитро, 35, у замаслених джинсах, тримає кошик яблук: «Твоя стара ще вчора цілу спальню картоплею завалила. Забирай, поки миші не
В Карпатах, в старом трехэтажном отеле с резными деревянными балконами, Орест и Марьяна, брат с сестрой, делят наследство после смерти отца. Орест, в потёртой кожанке, настаивает сохранить всё как было: «Здесь каждый гвоздь отец забивал сам», — бормочет он, протирая пыль с фотографии 1987 года, где семья стоит у только что построенного здания. Марьяна, в ярком свитере с оленями, спорит: «Ты
Иван, седой звонарь из села Подгорное, каждое утро поправлял потёртые рукавицы перед тем, как карабкаться по скрипучей лестнице колокольни. Его сын Петро, парень в чёрной куртке с оторванной молнией, ворчал за завтраком: «Тебе что, этих треснутых колоколов мало? В городе хоть деньги платят». В тот же день на пороге церкви появился Григорий, местный бизнесмен в кожаном пальто, жующий жвачку. «Сдай
Маркус чинит старый микроавтобус во дворе рижской хрущёвки, пахнущем рыбой с утреннего рынка. Мать кричит из кухни: «Опять везешь эти ящики в порт? Деньги сами не придут!» Он молча затягивается «Петром I», бросает ключи на пластиковый стол. Через неделю — Одесса: контейнеры, чайки, таможенник в потёртой форме тычет пальцем в просроченную визу. «Ты что, слепой? Здесь же штамп от 15-го!» — Маркус
Лера, в розовой кофте с выгоревшими рукавами, таскает баллончики за школой, где окна заклеены скотчем крест-накрест. В кармане — смятая фотка брата-срочника, который год не отвечает. Сашка, с перепачканными машинным маслом пальцами, ковыряет болты на «Днепре-12» возле гаража, пахнущего бензином и старым картоном. «Чё ты с этим ржавым корытом возишься?» — бросает она, вытирая ладонью пот со лба.
Женя, девятнадцать лет, с врожденной глухотой, работает уборщицей в киевском метро. После смены она заезжает в общежитие Института декоративного искусства — моет полы в мастерских, пока студенты рисуют гипсовые головы. Дома, в хрущевке на Оболони, мать оставляет на столе записки: «Купи хлеб», «Не забудь таблетки». По вечерам Женя снимает слуховой аппарат, включает субтитры на телевизоре. Иногда