Оля, студентка из Чернигова, каждое утро замечала трещины в стене общежития, которых вчера не было. Рядом с ней исчезали люди: соседка Марина, не допив чай с вишневым вареньем, оставила на столе открытый учебник по химии. Игорь, парень с перебинтованной рукой, встретил Олю у трамвайных путей на Подоле. «Ты тоже видишь, как воздух дрожит возле киоска с газетами?» — спросил он, разминая в пальцах
Оля замечает, что Катя слишком часто берет ее ноутбук «под предлогом» проверить почту. В кофейне «Верди» на Подоле, пока Оля достает из рюкзака мокрый зонт, Катя быстро скролит переписку с преподавателем философии — Борисом Игоревичем. «Ты вообще читала Шпенглера? — бросает Оля, наклоняясь к экрану. — Я вчера до трёх сидела…» Катя прикрывает чат ладонью: «Ну, пару глав. Ты ж сама говорила —
Марьяна, 23 года, в синей куртке с оторванной пуговицей, каждое утро толкается в киевской маршрутке №520. На работе — кафе «Верба» возле Арсенальной — разливает кофе с осадком на дне чашек. В четверг, когда лил дождь, к ней подсел парень в мокрых кедах: Олег, 25, переехал из Чернигова ремонтировать старые трамваи. «У вас вишнёвые вареники сегодня? — спросил он, вытирая очки. — У нас в общежитии
Андрей, студент киевского политеха, три дня не спал, пытаясь вспомнить, где оставил синий флеш-накопитель с курсовой. Его комната в общаге на Лесной улице завалена заляпанными жиром конспектами и пустыми банками от энергетиков. В пятницу утром заведующая кафедрой, Марьяна Степановна, вызвала его в кабинет с зелёным линолеумом: «Касса пуста. 15 тысяч гривен. Ты последний закрывал аудиторию — ключи
Марьяна, 17 лет, месит тесто на кухне покосившегося дома под Карпатами, пока её брат Тарас, 22 года, ковыряет ржавый замок капкана у печи. "Вчера опять заяц сорвался, — бросает он, стряхивая снег с валенок. — Вместо мяса будем кору жевать". Сестра хлопает дверцей печки: "А ты бы не спал, как сурок, когда ставил ловушку у речки". За окном — следы волчьих лап, перечёркивающие
Оксана, засучив рукава, ковыряла засохшую глину под ногтями, пока баба Мария шарила по полкам в хлеву. Жеребенок с переломом ноги хрипел на соломе, пахло полынью и гнилым деревом. «Держи, приложи к ране», — сунула ей бабка плоский камень со царапинами, обмотанный шерстяной ниткой. Через час копыто перестало кровить, но Оксана вырвала полпряди волос, когда вытирала руки о фартук. В сундуке под
Маруся, 12 лет, зарылась в старый мамин свитер с дыркой на локте. Походка отца — стук каблука о бетон — теперь только вибрация в полу. В подвале, куда они перебрались после взрыва, пахло сыростью и горелым сахаром. Бабушка Оксана ставила на ящик из-под патронов банку с тушёнкой: *«Съешь, пока крысы не учуяли»*. Девочка щупала горло, пыталась вытолкнуть звуки. В кармане — обгоревшая фотография:
В панельці на вул. Сахарова, 14, Олена, фармацевт з аптеки «Здоров’я», знаходить у шухляді з виручкою лише дві стопані купюри. Її чоловік Микола, водій маршрутки №127, три дні тому перестав брати зранку термос із кавою — приховує, що його звільнили після суперечки з диспетчером. «Ти знову куриш?» — питає вона, коли він вертається о восьмій вечора, пахне дешевими «Примами» та переклеєними
Тарас копался под капотом «Запорожца», когда в мастерскую ввалился Григорий в кожаном пальто, пахнущем дешевым одеколоном. «Через неделю выселят, если не отдашь три тысячи», — бросил он, разглядывая грязные ключи на стене. Механик вытер руки об промасленную тряпку: «Скажи своему пахану — пусть сам придет торговаться». На следующий день в кофейне «Под липами» Оксана, перебивая гул кофемашины,
Олег разбирал хлам на даче под Бородянкой, когда в старом комоде с отколотой ножкой наткнулся на потрескавшуюся тетрадь. На первой странице — синие чернила: *«Дневник Василия Ковальчука, 1987»*. Фотография выпала между листами: мужчина в очках, похожий на отца, обнимает женщину в платье с георгинами. «Анна Мироненко» — подпись с обратной стороны. «Кто такая?» — спросил он у матери по телефону.
Марьяна, в потертой кофте с капюшоном, каждое утро толкала Олега в бок, пока он спал на раскладном диване. «Ты опять будешь обещать, что вернешь? У меня уже полкошелька квитанций на твою долю», — шипела она, пока варила растворимый кофе в хрущевке на Оболони. Олег, не открывая глаз, бурчал: «Послезавтра точно, контракт подписываю», — и натягивал куртку с дыркой на локте. Его «фриланс» сводился к
Марьяна, в рваных джинсах и с рюкзаком, заляпанным краской, торчит у гаража на Оболони. Рядом Олег, в очках с переклеенной дужкой, тыкает в трещину на стене: «Вот тут нарисуем маки — будут как кровь». Из подъезда несет жареным луком, а под ногами — битые бутылки из ночного «Тараса Бульбы». «Опять мусор не вывезли», — бурчит Марьяна, подбирая обертку от «Рошен» и суя ее в карман. По дороге в школу