Эмир, сын владельца судостроительной компании из Бешикташа, столкнулся с Лейлой в узком переулке возле рынка Капалы Чарши. Она торопилась, роняя тюбики с красками из рваной сумки, когда он неловко попытался помочь. "Отстань, костюмный кукла", — бросила она, поправляя платок на выцветшем платье. Оказалось, Лейла арендует чердак в доме, который семья Эмира планировала снести под новый
Эмир застает Лейлу в кафе возле пристани Бешикташа, где она, как всегда, крутит в руках серебряную зажигалку — подарок его младшего брата. "Ты даже не пытаешься понять, почему я не хочу переезжать в Анкану", — бросает он, разбивая чашку с остатками холодного турецкого кофе. Лейла молча собирает осколки, ее мокрые от дождя волосы прилипают к шелковому шарфу — тот самый, что Эмир купил на
Эда, в розовой кофте с выцветшими рукавами, перебирала хризантемы в крохотном магазинчике у мечети Сулеймание. Её мать, Зейнеп, кашляла в соседней комнате — звук ингалятора сливался с гулом трамвая за окном. «Опять просроченные таблетки берешь?» — бросила Эда, разворачивая пакет из аптеки. Вечером в кафе «Фируз» она отодвигала чашку с трещиной: «Кофе тут дороже, чем моя дневная выручка». Озгюр, в
Мехмет застегивает рубашку, поправляя криво висящий на стуле бронежилет. На кухне Зейнеп ставит на стол подгоревшие блинчики с сыром, а Али тычет вилкой в пластикового динозавра. «Буду к семи, обещаю», — Мехмет целует жену в висок, но она отворачивается к раковине: «В прошлый раз ты забыл даже позвонить». Звонок от Эмира прерывает тишину — короткие гудки, хриплое «Сбор у ангара через час.
Эмир, зацепив локтем стакан с ракы, разливает анисовую жидкость по чертежам нового отеля. Гюль, поправляя бейдж с надписью *"Lale Otel"*, бросает ему бумажные салфетки: *"Сначала мост через Босфор снесёшь, теперь тут всё залил"*. Они не виделись с детства, когда их разлучили после пожара в доме на окраине Сарыера. Эмир помнит, как Гюль, тогда ещё восьмилетняя, прятала в
Селим, инженер из Бешикташа, вечно задерживается на работе из-за проекта с мостом через Босфор. Айше, устав провернуть тетради третьеклассников, ворчит, пока чистит баклажаны для *имэм байылды*: "Вчера Мави заходила — опять спрашивала, когда ты поменяешь розетку в ванной". Он, роняя ключи на стеклянный столик, парирует: "Скажи, что в субботу… нет, в воскресенье". Их соседка
Эмине, двадцати трех лет, моет полы в стамбульской кофейне "Сахара", пока шеф-повар Осман ворчит на поставщика за просроченный булгур. Ее мать, Фадиме, исчезла месяц назад, оставив только записку: *"Ищи в Сараево, у мечети Гази Хусрев-бега"*. В кармане Эмине зажат билет на автобус до Боснии — украденные из копилки младшего брата монеты оставляют царапины на ладони. Тем
Эмир, вернувшись из Стамбула в приморский городок Каш, обнаруживает, что его отец, Хакан, умер, оставив долги за рыболовный кооператив. Старший брат, Джем, настаивает продать семейную лодку «Мерьем», чтобы расплатиться с кредиторами, но Эмир отказывается: «Отец строил её десять лет. Ты отдашь её этим шакалам за гроши?» В порту, заваленном сетями и ящиками с тунцом, Эмир находит старую тетрадь
В аптеке района Эсентепе Озлем, в белом халате с подпалиной от йода на рукаве, пересчитывает упаковки с аспирином. Заходит Демир в смятом пиджаке, пахнущий кофе и бензином — только что сорвал сделку из-за сплетен о своем холостяцком статусе. «Женись на мне. Без детей, без глупостей. Твоя мать получит лечение, я — наследство бабушки», — бросает он, вертя в руках пузырёк с обезболивающим. Озлем
Эмир таскает подносы в кафе за углом от мечети Сулеймание, пока Зейнеп рисует комиксы в тетрадке с вырванными страницами. Их съёмная квартира в районе Чукурджума пахнет плесенью из-за протекающего крана, который хозяин три месяца не чинит. «Опять маклер звонил, — бормочет Эмир, разглядывая квитанцию за свет. — Говорит, или плати, или выезжай». Зейнеп тычет карандашом в эскиз робота-муэдзина:
Эмир, старшеклассник из района Бешикташ в Стамбуле, находит в старом комоде отца потёртый блокнот с координатами заброшенной психиатрической клиники. Он уговаривает Лизу, соседку-художницу, которая рисует граффити на стенах мастерской у мечети, и Дениза, его кузена-студента, раздобыть фонари и спуститься в подвал здания. В коридорах с треснувшей плиткой они натыкаются на комнату с ржавыми
Элиф, 34 года, каждое утро толкалась в маршрутке по пути из Ускюдара в офис на Меджидиекёй. В сумке — черствый симит и термос с яблочным чаем, который мать сунула со словами: *"Kızım, aç kalma, yine mide sancın tutar"* ("Дочка, не оставайся голодной, опять живот заболит"). На работе — бесконечные накладные на турецком и немецком, запах старого принтера. В обеденный перерыв