Эмир, сын владельца текстильной фабрики в районе Фатих, врезался на мотоцикле в тележку Зейнеп, которая торговала вялеными абрикосами у мечети Сулеймание. Вместо извинений бросил: *"Следи за дорогой, не видишь — я опаздываю?"* Она, вытирая пыль с рассыпавшихся фруктов, ответила: *"Богатые думают, асфальт только для них стелют?"* Его отец, Неджми, узнав о происшествии, заставил
В деревне Чамлыджа Фатма, 32 года, каждое утро начинала с того, что доила коз, пока её муж Хасан, пахнущий табаком и ракией, кричал из-за стола: "Хлеб черствеет, а ты всё копаешься!" Однажды, после того как он разбил глиняный кувшин об стену, она собрала чемодан, положив внутрь вышитый платок матери и фотографию сестры, и уехала на автобусе в Стамбул. Билетёр, щелкая семечки, пробурчал:
Молодой автомеханик Гёкхан, в рваной футболке с пятнами машинного масла, каждый вечер возвращается в старую квартиру в Çengelköy, где его ждёт жена Ипек — дочь владельца текстильной фабрики Исмаила. Тесть, ворча за столом над порцией баклавы, тычет вилкой в воздух: «Ты даже кран на кухне починить не можешь, а хочешь мою дочь содержать?». Гёкхан молча ковыряет отвёрткой заедающий замок на балконе,
Исмаил коптит двигатель в гараже на окраине Стамбула, пачкая руки в мазуте. Айше, его жена, разбирает тетради за кухонным столом, пока кипятится чайник. «Электричество опять отключат, если не заплатим до пятницы», — бросает она, не отрываясь от красных пометок. Он молчит, вытирая лоб грязным рукавом. На следующий день хозяин мастерской выбрасывает его сумку с инструментами на мокрый асфальт:
Шебнем, учительница младших классов из Зейтинбурну, каждое утро заваривает чай в потёртом термосе, пока её сын Мустафа ковыряет ложкой в тарелке с омлетом. «Доктор Исмаил сказал, анализы будут готовы к пятнице», — бросает она соседке Фатме, застёгивая куртку сына. В клинике на холмистой улице Шишли Исмаил, в белом халате с пятном от кофе, листает историю болезни мальчика. «Если не найти донора за
Элиф, 19 лет, каждое утро перебирала струны саза в тесной комнатке над кафе «Халич» в районе Кадыкёй. В окно врывался запах жареных каштанов с улицы Истикляль, а соседский кот таскал куски симита из её сумки. «Опять не спишь?» — хрипел Джем, владелец кафе, задвигая стул с скрипом. Он, бывший ударник, теперь чинил старые граммофоны и ворчал на клиентов, заказывающих ракы без закуски. По вечерам
Хасан ковырялся в двигателе старого «Фиата», когда клиент в помятой рубашке начал орать: «500 лир за замену прокладки? Ты с ума сошел!» Из кармана зазвонил телефон — Эсра, жена, напомнила про долг за электричество. Вечером, за чечевичным супом, сын Али тыкал вилкой в тарелку: «У всех в школе новые кроссовки. Мне стыдно». Хасан молча достал из кошелька смятые купюры, отдал половину. На улице
Эмир ковырял засохший клей под ногтями, сидя в душной мастерской возле Гранд-базара. За окном уличный торговец орал про свежий симит, а Лейла втиснулась в дверной проём с потрёпанным альбомом для зарисовок. «Твой дед чинил ковёр с медальоном Хюррем? — спросила она, вытирая пот со лба тыльной стороной ладони. — В архивах университета нашли фотографию 1932 года». Пока он разворачивал свёрток с
Али сидит в тесной мастерской за стопкой старых ботинок, вытирая ладонью пот со лба. В углу — коробка с гвоздями и тюбик суперклея, пахнет кожей и масляной краской. Зейнеп заходит, поправляя гитару на плече, стучит костяшками по стеклянной витрине. Он поднимает взгляд, достает из кармана блокнот: *«Подметки заменил, но правый каблук скрипит. Завтра заберешь»*. Она смеется, рисует смайлик рядом с
Эдже, в потёртой кофте с выцветшими звёздами на рукавах, каждое утро пересчитывала мелочь у лотка с симитами возле школы. Её бабушка, Зейнеп, оставляла на столе записки вроде *"Чай в термосе, сахар уже положила"*, пока сама уезжала на фабрику. В том же районе, за ржавым забором стадиона, Эмир в чёрной куртке с капюшоном бил по мячу, пока тренер не орал: *"Думаешь, в Суперлигу
Эмир, парень в потрёпанной куртке с капюшоном, каждое утро разгружал мешки с мукой в пекарне «Симас» на окраине Стамбула. Запах жареных каштанов с уличной жаровни смешивался с дымом его сигареты, пока он прятал от хозяйки сколоченные за день монеты в жестяную коробку из-под печенья. Лейла, студентка консерватории, в тот вечер уронила ноты в лужу у трамвайных путей на улице Истикляль — Эмир
Али коптит руки машинным маслом в гараже отца на окраине Стамбула, пока Зейнеп втихаря снимает золотое кольцо с надписью *"Sabır"* — подарок жениха, которого она никогда не видела. Ее отец, Мурат-ага, разбивает чашку с кофе об плитку в гостиной, узнав, что дочь пропустила встречу с семьей бизнес-партнера: *"Ты думаешь, я старые долги автомеханикам прощаю?"* Али застает Зейнеп