Лера, пятнадцать лет, прячется от одноклассников в заброшенном цеху за школой. В углу, под ржавой трубой, находит сверчка в жестяной банке из-под консервов — надпись «Говядина тушёная, 2016» ещё видна. Запах краски с новой стройки у автостоянки смешивается с гнилью от мокрых досок. Сергей, её сосед по подъезду, врывается, царапая руку о гвоздь на косяке: «Слышь, Петрович опять бухать начал.
Сережа, 12 лет, в потертых кроссовках с отклеенной подошвой, роется в подвале своей хрущевки на окраине Подольска. Между старыми лыжами и банкой с рассолом находит потрепанный блокнот с надписью «Л.П. 1987». Внутри — список слов, напоминающих заклинания: «Колокольчик», «Свеча», «Тишина». На кухне, пока мать, Алла, жарит картошку с луком, мальчик пробует шепотом произнести «Колокольчик». Через час
Игорь Михеев, тридцатилетний менеджер из офиса на Ленинградском проспекте, каждое утро покупал кофе в автомате с залипающей кнопкой. После работы шагал через парк «Красная Пресня», где 12 октября старик в выгоревшей телогрейке сунул ему ржавые латы: «Поноси пару дней — сам разберешься». Дома Игорь натянул кирасу поверх пижамы с единорогами — и очутился у деревянной крепости, где мужик в
Анна приехала в Тверь после пяти лет отсутствия — отец умер, оставив полуразвалившийся дом на окраине. В прихожей еще висел его потрепанный плащ, пахло махоркой и старыми газетами. Сестра Катя, встретившая ее на пороге с сигаретой в руке, бросила: «Ты только за деньгами, да? Он же звал — ты даже не приехала». В кухне на столе лежала открытая пачка «Беломора», рядом — недопитая рюмка. В ящике
Сашка, 19 лет, живет в обшарпанной пятиэтажке на окраине Твери. Утром он торопится на автобусную остановку, роняя разбитый телефон с трещиной на экране. В кармане — последние 50 рублей, которые он планирует потратить на лотерейный билет в киоске у магазина «Рассвет». Отец, Николай Петрович, кричит ему вслед: «Опять в облаках летаешь? Дрова не поколол, печь не затопил…» Сашка игнорирует, думая о
Антон, в потёртой куртке с оторванным карманом, каждый вечер ждал Лизу у старого киоска с выцветшей рекламой газировки. Она приходила, пряча руки в рукава свитера, и они шли вдоль забора заброшенного завода, где ржавые трубы свистели на ветру. «Опять мать с отчётами до ночи», — бросала Лиза, пиная консервную банку. Антон молча доставал из рюкзака две теплые булки из школьной столовой: «Бери, у
Катя пряталась за заброшенным гаражом, где хранила гитару с отклеившейся наклейкой «Кино». Мать кричала из окна пятиэтажки: «Сбежала опять? Щи остынут!» — но девчонка делала вид, что не слышит, зажимая между коленями тетрадку со стихами. В школе Антон, рыжий одноклассник с разбитым смартфоном, предлагал сбежать в Москву: «У моего дяди студия, он Лепса лично знает». Катя смеялась, вытирая ладони о
Василий Ардашев, угловатый мужчина в пенсне, принимает в кабинете купца Семёнова, у которого из лавки на Никольской улице пропали ящики с чаем. «Василий Петрович, опять замки сломаны, а полиция пальцем не шевельнет», — купец стучит костяшками по столу, рядом дымится стакан сбитня. Ардашев, перебирая бумаги с печатями, замечает: в деле фигурирует дворник Федот, который видел, как грузчики тащили
Марина, в розовой куртке с оторванной молнией, разливала чай в придорожном кафе под Новосибирском. За стойкой пахло перегоревшим маслом и мокрым асфальтом. Димка, её парень с татуировкой волка на шее, щёлкнул зажигалкой возле помойки: «Завтра братху подвезу кое-что. Ты за рулём — вид не подколотый». На следующее утро в багажнике «Газели» она увидела свёртки с ювелирным ломом и икону в треснувшем
Иваново, ткацкая фабрика «Красная ветка». Ольга Семёнова, 28 лет, в синем халате и косынке, чинит треснувший челнок на станке №3. Рядом Марина, её соседка по общежитию на улице Батурина, шепчет: «Вчера в «Ткаче» опять мужиков с поезда ловили — бригадир Володя наливал портвейн в пластиковые стаканы». Ольга хмурится: «Своих-то нет, а чужие…» В обеденной забегаловке «У Галины» едят щи из алюминиевых
Анна Петровна, 68 лет, каждый вечер ставит чайник на плиту в хрущевке на Ленина, 15, прежде чем сесть у окна с биноклем. В квартире напротив, через треснутое стекло, она замечает нового соседа — Дмитрия, 25 лет, который таскает коробки с виниловыми пластинками и гитарными усилителями. «Опять музыкант… Спать не даст», — бормочет она, поправляя выцветшую салфетку на подоконнике. На следующий день
Игорь, 27 лет, механик из пригорода Нижнего Новгорода, каждое утро чинил старый УАЗ у гаража с облупившейся краской. Его друг Алексей, в засаленной куртке с завода «Красное Сормово», принес новость: «Цех закрывают. Говорят, станки на металлолом». Замерзшая лужа у их ног треснула под сапогом Игоря, когда он бросил гаечный ключ в ящик: «Значит, будем валенки шить?». В тот же вечер на полу