Хорошо, вот описание сюжета, как ты просил: **Первый абзац:** Ереван, начало 90-х. Армену, пятнадцать, живет с отцом Гарником и старшим братом Артуром в хрущевке. Свет дают на пару часов, воду тоже. В подвале дома – склад спекулянта Левона, там ящики с этими... как их... крилями, консервами. "Опять темнота, блин", – бормочет Армен, шарит по кухне, находит полпачки "Арарат".
**Первый абзац:** Ара Арутюнян, обычный парень из Еревана, района Аван, жил себе спокойно с женой Анной и дочкой Мари. Все рухнуло в один день – врачи в Республиканской больнице брякнули как обухом: у Мари лейкемия. "Гемоглобин 50, Ара, понимаешь?" – вот это "понимаешь?" у него в ушах и застряло. Лечение – химия, дорогущая, и главное, нужны какие-то особенные немецкие
Илья, слесарь с завода «Стармаш», нашел коричневый кошелек возле автобусной остановки на улице Гагарина. Внутри — 5 тысяч рублей, визитка стоматолога Анны Ковальчук и фото мальчика в школьной форме. Он позвонил с таксофона у гастронома «Рассвет»: «Вы… Анна? У меня ваша вещь». Они встретились в кафе «У Геннадия», где пахло жареным луком. Она, в бежевом пальто, отодвинула предложенные деньги:
Гришка, в засаленной футболке с выгоревшим динозавром, ковырял ржавые болты на сломанных качелях. Из окна пятого этажа бабка Нина кричала: «Опять цепь скинул? Чтоб к вечеру было как было!», а он бурчал в ответ, закидывая гаечный ключ в жестяную банку из-под горошка. Лиза, соседская восьмиклассница, волоча за собой роликовый конь на одной ноге, присела на корточки: «Слышь, у дяди Вити кошка опять
Васька нашел ржавый ключ под развалившейся качелей, когда копался в песке с палкой от мороженого. Маринка, доедая *Снежок* на скамейке с отколотой краской, фыркнула: «Тебе бы мусорку завести, а не двор называть». Дядя Коля из десятой квартиры, как всегда, возился с жигулями у гаража с надписью *Здесь был Витя*, рявкнул: «Не засыпь щебень обратно, умник!» Ключ не подошел к подвалу хрущевки, зато
В Ереване, в квартире над авторемонтной мастерской, 17-летняя Сирануш находит в шкафу отца старую авиационную форму и письма с пометкой *Аэропорт Звартноц, 2003*. Её отец, Армен, исчез месяц назад после ночной смены диспетчером. Сирануш пробирается в заброшенный ангар, где встречает Гагика — коллегу отца с ожогом на левой руке. «Твой отец задавал не те вопросы», — бросает он, выбрасывая окурок в
Армен, парень из спального района Еревана, торчит на рынке «Вернисаж», пытаясь сбыть старые часы отца. «Григор, если завтра не соберу 300 тысяч, квартиру выселят», — бросает он другу, закуривая «Ахтамар» у ларька с чебуреками. Григор, в потёртой косухе, предлагает «дело»: помочь перегнать грузовик контрабандных сигарет через границу. Вечером Армен варит кофе в хрущёвке, слушая, как мать кашляет
Араик, 17 лет, таскает подносы с кофе в крохотном кафе «Минутка» на проспекте Маштоца. После смены он закуривает за углом, поправляя рваный шарф, пока его друг Сурен не подходит с новостью: «Слышал, на «Вернисаже» платят 3000 за разгрузку ковров. Завтра в шесть, если не проспишь». Араик морщится — вчерашняя ссора с отцом из-за разбитой фары грузовика еще горит в ушах. Дома, в пятиэтажке возле
Армен, парень из горного села под Гюмри, приезжает в Ереван по настоянию отца — обсудить свадьбу с Ани, дочерью его давнего друга. Встреча в кафе «Арагиль» оборачивается конфузом: Армен, в потертой кожаной куртке, неловко роняет стакан с кофе, заливая Ани новое платье с цветочным принтом. «Ты вообще в городе хоть раз бывал?» — шипит она, вытирая пятно салфеткой. Девушка, работающая менеджером в
Гаяне, 34 года, каждое утро протирала пыль с полок в аптеке на проспекте Маштоца. Её клиентка, пожилая женщина в выцветшем платке, тыкала пальцем в витрину: *«Сосед говорит, эти таблетки дешевле в Нубарашене. Почему у вас как на золото?»* Гаяне молча поправляла бейдж с надписью «Гаяне Арутюнян» — краска слезла на букве «А». В это время её брат Армен, таксист, крутил руль у кинотеатра «Москва»,
Лика, официантка из круглосуточного кафе «Сова», каждую среду после смены пробиралась в подвальный клуб на Красноармейской. Там, за столом с потертым сукном, Марк, механик из соседней мастерской, раскладывал карты с привычной небрежностью — пальцы в потёртых перчатках, на локте пятно от автомасла. «Ставка — ответ на один вопрос», — сказал он, сдвинув кепку на затылок. Лика положила на кон
Арман, инженер-энергетик с облупленными тату на пальцах, каждое утро объезжает подстанции вдоль старой ЛЭП, тянущейся от Еревана до границы. В рюкзаке — схема 1992 года с пометкой *«Резервная ветка — не вводить в эксплуатацию»*, найденная в архиве после смерти отца. «Ты в курсе, что эти кабели до сих пор под напряжением?» — он бросает папку на стол начальника, указывая на красные метки. Тот,