Катерина Шевченко приезжает из Киева в село Збруча на Хмельнитчине, бросив в столице мужа-чиновника. В старом доме с облупившейся краской на ставнях её ждёт мать, которая сразу суёт в руки ведро с картошкой: *"Помой, почисть — гостей позвала, пусть видят, что ты не барыня"*. На уроке в местной школе, где парты исчерчены ножиками, подростки смеются над её столичным акцентом. Варка, дочь
Зехра, в потёртой куртке с отслоившимися пуговицами, каждый день к семи утра протирала станки на текстильной фабрике в Эюпе. Её младший брат Али требовал денег на лекарства — «Опять эти таблетки, сестра, ты же знаешь, без них я задыхаюсь», — а в кармане у неё лежали только 17 лир. Начальник цеха, Кемаль, тыкал пальцем в бракованную партию ткани: «Если к пятнице не переделаешь, ищи другую работу».
Элиф копалаcь в коробке со старыми монетами на лотке у Капалы Чарши, когда ее локоть задел потрескавшийся медный сосуд. Продавец, жующий лукум, бросил: «Осторожней, девочка! Это не игрушки». Внутри сосуда оказалась лампочка с трещиной — не древняя, а советского производства. Мехмет, щурясь через очки, прошипел: «Ты что, на помойке копаешься?» Но когда Элиф протерла лампу рукавом кардигана, из
Антон, 16 лет, втирает тряпкой масляные пятна на полу отцовской мастерской в Нижнем Тагиле. Отец, Виктор Семёнович, швыряет гаечный ключ в ящик: «Болты перепутал, руки не из плеч». Вечером за картошкой с селёдкой мать, Людмила Петровна, шепчет: «Поезжай в институт, пока не поздно», но Антон молчит, ковыряя вилкой треснувшую тарелку. На вокзале он считает ржавые вагоны, подбирает обрывки билетов —
Лина, в растянутом свитере с кофейными пятнами, толкает дверь подъезда на улице Биргеръярлсгатан. В кармане — смятый список адресов: "Квартира 3B, старик Свенссон, требует ремонта труб". На лестничной клетке пахнет плесенью и жареным луком. Сосед снизу, Эрик в засаленных джинсах, преграждает путь: «Опять ваши рабочие грохочут в шесть утра?» Лина переминается с ноги на ногу, мямлит про
Эмир, худощавый парень в потертой футболке, ковырялся в цепи своего велосипеда посреди двора, заставленного горшками с чабрецом. Соседка Айше, 14 лет, в платке с выцветшими ромашками, швырнула ему теплую лепешку с сыром: *"Мама говорит, если снова упадёшь — кости собирать будем"*. На балконе третьего этажа старуха Фатьма перебирала белье, ворча на кота, раздирающего ее фиолетовые
Илья ворвался в гримерку, споткнувшись о порванный ковер. «Вась, тут свет погас, а эфир через полчаса!» — крикнул он, поправляя галстук с пятном от кофе. Вася, закинув ноги на стол с пачкой чипсов «Морские», хрипло ответил: «Сейчас как в 90-е — импровизируй в темноте». За кадром Катя, его соседка по обшарпанной двушке возле метро «Беговая», звонила в пятый раз: «Ты опять забыл вынести мусор?»
Ольга, учительница литературы из киевского района Оболонь, забирала сына Сашу из школы №45, когда получила смс от соседки Марины: «Встретимся у фонтана? Лиза хочет покататься с Сашей». Марина, владелица парикмахерской «Элегант» на Приречной, в тот день отменила стрижку постоянного клиента, чтобы сводить дочь в парк. Дети побежали наперегонки через перекрёсток Воздвиженки — грузовик с бетонными
Гуддан, девушка из деревни под Алигархом, выходит замуж за Шьяма — вдовца с тремя детьми. Церемония проходит под ливнем, гости жуют *паан*, оставляя красные пятна на земле. Через месяц Шям умирает от туберкулеза. Свекровь, обвиняя невестку, бьет глиняный горшок у ее ног: «Твои глаза сглазили его!» Соседки разносят слухи — к хижине Гуддан подбрасывают перья ворон и обрывки священных текстов. Ночью
**Первый абзац:** Озджан втиснулся в узкое платье сестры, затянул шнуровку на боку — дышал мелко, чтобы не порвать ткань. Селим, сидя на полу в их съемной квартире возле Галатской башни, крутил в руках парик: «Ты точно хочешь лезть в женское общежитие? Там же куча камер». Метин, перебирая старые бумаги в углу, нашел записку Дениз с обведенными координатами парома на Босфоре — чернила размазались
Михримах, дочь владельца строительной компании Хасана, случайно сталкивается с Демиром, молодым архитектором, на заброшенной стройке в Балате. Она в кожаных лоферах и плаще отшибает ногой ржавую банку, когда замечает его, размахивающего чертежами с пятнами кофе. «Вы вообще понимаете, что этот район — памятник?» — хрипит Демир, показывая на трещины в кирпичной кладке XIX века. Михримах, привыкшая
Настя, 12 лет, в синей куртке с выцветшими заплатками на локтях, каждый день после школы торчит у «Василеостровской» с коробкой самодельных браслетов из бисера и проволоки. Осенний ветер с Невы сдувает ценники: «50 рублей». Мать, Ольга, медсестра в поликлинике на Среднем проспекте, ругается: «Опять уроки забросила?» — но Настя упрямо лепит на стену объявление: «Деньги на холодильник». В кармане —
