Михаил Петрович, археолог из Питера, приехал в деревню под Псковом после звонка местного учителя истории — Семёна Игнатьева. Тот нашёл в старом сарае обгоревший фрагмент иконы с буквами «Т.Р.И.С.». В крошечной библиотеке, пахнущей грибком, Семён тыкал пальцем в записи 1923 года: «Алтарные доски вывезены на север, спрятаны в часовне у озера». Михаил переспрашивал: «Часовня точно утонула?» — «Да
Евгений, суфлер в старом питерском театре, прячется за бархатной кулисой, поправляя потёртый блокнот. Его пальцы запачканы типографской краской с афиш, которые он клеит по утрам. «Слово „любовь“ — не „ловушка“», — шипит он актрисе Марии, когда та заикается в середине монолога. Она закатывает глаза, смахивая со лба пот платком: «Может, сам выйдешь и сыграешь?» Вечером, разбирая стопки костюмов,
Игорь копался в старом сундуке под лестницей, вытащил потёртый компас с треснутым стеклом. «Виктор Гром, 1898» — выцарапано на обороте. За окном гудели дирижабли, бросая тени на деревянные мостовые Петрограда. В мастерской отца пахло смазкой и углём: на столе валялись чертежи турбины, обведённые красными чернилами. «Эти схемы — бред», — бурчал дядя Сергей, запивая щи квасом. Игорь спрятал компас
Эмир ковыряет ржавый болт на двигателе «Тофаша» в своей мастерской в Фатихе. Жена Айше звонит с урока: «Опять отключили свет. Ты договорился с управляющим?» Он молчит, вытирая руки тряпкой, пахнущей бензином. Вчера на кухне висел счет за электричество — 347 лир. Озан, сосед по лестничной клетке, предлагает «быстрый заработок» за рулем: «Просто везешь коробки из Эминёню в Бешикташ. Ни вопросов, ни
Оксана, в растянутом свитере поверх платья, колупала ножом засохшую краску на раме — окно в сенях все равно не закрывалось. За печкой пищали новорожденные крольчата, а из транзистора на табуретке сипели сводки: «...в районе Дебальцево...». Соседка Маринка, забежавшая одолжить солярки для генератора, жевала подсолнух и сплевывала шелуху в рукав: «Твой Юрко опять провода воровал, у меня полсела без
Николай, в засаленной футболке и рваных резиновых сапогах, копался в двигателе старого «Запорожца» возле сарая, когда услышал смех из-за забора. За виноградными лозами мелькнула яркая юбка Ольги — его жены — и кепка Виктора, соседа с мотороллером. «Херсонский сорт опять подгнил», — буркнул Николай, швыряя гаечный ключ в ведро, но вместо гроздьев в руках сжал ком земли. Ольга, вернувшись, застала
Кирилл в рваной джинсовке замечает, как из щели в бетоне вытягивается сизый дым. "Там свет", — бьёт локтем по плечу Ани, которая ковыряет налобным фонарём ржавые болты на люке. Она молчит, но пальцы дрожат. За спинами — гул вентиляторов заброшенной котельной, где неделю назад пропал её младший брат. Внизу, в тоннеле, на стене мелом нарисован треугольник с цифрой 17 — точно такой же Аня
Лейла, 17 лет, каждое утро покупает симит у продавца с тележкой возле парка Гюльхане. Ее маршрут в лицей проходит мимо мастерской отца-часовщика, где в витрине крутится старый курант с треснувшим циферблатом. Через месяц после смерти бабушки замечает странности: фрески на стене медресе меняют узоры, когда она нервничает, а в переулке за мечетью Сулеймание появляется дверь с ее инициалами.
Кирилл, владелец ломбарда на окраине Москвы, получает смс от младшего брата Максима: *«Папку забрали в 15-ю больницу, сервис горит»*. На парковке у «Николаич и сыновья» еще тлеет каркас грузовика с шинами. Средний брат Антон, полузащитник местной футбольной команды, в рваной куртке тычет пальцем в Кирилла: *«Кредиты твои проклятые! Кому, кроме Петровича, поджечь-то?»*. Максим, перепачканный
Гарольд Купер, начальник отдела кибербезопасности ФБР, обнаруживает следы террористической группы «Грейслэнд» в транзакциях заброшенного завода в Детройте. Он вербует Тома Кина, бывшего военного с фальшивой биографией, вынуждая его внедриться в организацию через местного армейского поставщика — Сэма Роуза. Том, пряча шрам на запястье под кожаным браслетом, посещает подпольные встречи в барах
Павел Семёнов, бывший десантник с шрамом над бровью, после увольнения из армии устроился водителем бензовоза в захолустном городке под Нижним Новгородом. Утром 12 октября, разгружая цистерну у рынка «Рассвет», он увидел, как сын местного авторитета Виктора Руднева — коренастый Костя в кожаной куртке — прижимает к стене его дочь Аню, вырывая у неё сумку с деньгами из кассы. Павел, не думая,
Эмир, пятнадцатилетний парень из района Бейоглу в Стамбуле, каждое утро помогал отцу, Ахмету, разгружать ящики с анчоусами на рыбном рынке у Галатского моста. Запах соли и чешуи въелся в кожу, а старый велосипед с треснувшим седлом, на котором он развозил заказы, скрипел громче, чем крики торговцев: *"Балик свежий, прямо с моря!"*. Однажды Ахмет не вернулся с ночной рыбалки. В ящике под
