Мэдисон Кларк, школьная консультантша, копается в рюкзаке сына-наркомана Ника, находя шприцы и пузырьки с таблетками. Вместо скандала она молча прячет находку под раковину, пока Ник спит на кухонном полу с синяком от ломки на руке. Его сестра Алиша в это время спорит с парнем Мэттом у подъезда: «Ты обещал не влипать в дерьмо с этими таблетками», — бросает она, замечая, как Мэтт прячет
Игорь, бывший военный с шрамом на левой щеке, каждое утро чинил протекающий кран в подсобке гостиницы. Его сестра Марина, в растянутом свитере и с папкой ключей за поясом, спорила с пожилым электриком Олегом: *«Опять проводка гудит? Ты ж обещал щиток поменять ещё в прошлом месяце»*. В номере 17, под треск радиоприемника, гость из Питера Анна копалась в чемодане с архивными фотографиями — искала
Майор Игорь Громов, в мятом кителе с пятном от эспрессо на рукаве, дежурил у заброшенной станции метро «Сокольники». В кармане — смятая открытка от дочери: *«Пап, привези слоника из командировки»*. Внезапный гул, трещина в стене, запах паленой резины — и он провалился в овраг за ВДНХ, где вместо асфальта оказался ковер из хвои. В Арвароне, где небо зеленело, как старая медная крыша, его встретила
В маленькой деревушке у подножия заснеженных гор Ли Вэй, плотник с обветренными руками, каждый вечер чинил треснувший кувшин у порога. Его младшая сестра Сяолин, пряча лицо в потёртом шарфе, шептала: *«Брат, в пещере за водопадом опять тень мелькала…»* Через неделю пропали две овцы, а на склоне нашли клочья шерсти с липкой смолой. Старейшина села, разглядывая следы с обломком когтя в руке,
Ромео Соуза, 22 года, разгружает ящики с манго на рынке в Санту-Амаро. За углом лавки — Ромеу Коста, 24, в рваной кожаной куртке, пытается украсть пачку сигарет. "Эй, *cabron*! Опять за старое?" — хрипит Соуза, хватая его за локоть. Коста вырывается, но пачка падает в лужу. Вечером они случайно сталкиваются в баре *Canto do Sertão*: Соуза пьет кайпиринью с лаймом, Коста — дешевое пиво.
В пригороде Чикаго семья О’Нилов — Эйлин, Пэт и их дети Кенни, Шеннон, Джимми — пытается сохранить видимость идеальной католической семьи. На кухне с потёртыми жёлтыми обоями Кенни, потягивая газировку, заявляет за ужином: «Кажется, я гей». Эйлин, перебивая картофельное пюре вилкой, отвечает: «Может, это гормоны? У твоего дяди Терри тоже прыщи в твоём возрасте». Пэт, роняя соус на рубашку, уходит
Максим, водитель фуры с потёртой курткой и сигаретой в зубах, получает заказ от местного автоперевозчика Кости — доставить партию "техники" из приграничного хаба под Владивостоком. В полуразвалившемся гараже, пахнущем соляркой и рыбой, его напарник Слава вскрывает один из ящиков: внутри слитки, завёрнутые в промасленную ветошь. «Чё, Макс, золото?» — хрипит он, почесывая щетину. Максим
Лукас Бреннер, инженер из Цюриха, нашел в подвале дедовских часов сломанный механизм и свёрнутые в трубку чертежи 1902 года — схему тоннеля под перевалом Сен-Готтард. «Почему дед замалчивал эту работу?» — спросил он сестру Анну, перебирая пожелтевшие бумаги за кухонным столом, где рядом валялись крошки от *бирхермюсли*. Анна, архивариус в городской библиотеке, узнала печать закрытого общества
Антуан Деларю копался в двигателе «Ситроена» 1978 года, когда Лука втиснулся в гараж, размахивая потёртой тетрадью. «Смотри, тут про какие-то схемы возле доков написано», — бормотал он, тыча пальцем в страницы с пометками *JCD-42*. Жан-Клод, отец Антуана, валялся на раскладушке рядом с пустыми бутылками «Пасти», ворча сквозь сон про «проклятые долги». Вечером, пока радио трещало о шторме в порту,
В хрущёвке на окраине Москвы Света, мать-одиночка с серыми прядями в волосах, перебирает квитанции на кухне с обоями в мелкие розы. Её дочь Лиза, 17 лет, в наушниках тыкает в ноутбук, заваленный конспектами по биологии. Света кашляет, тянется к стакану с таблетками: «В аптеку сходи, а то эти уже как горох». Лиза снимает наушник: «Деньги кончились вчера. Соседка опять за сыр спрашивала». За окном
Лена Шульц, кондитер из венской пекарни «Гольдмарк», каждое утро начинала с проверки заказа на торт «Захер» для отеля напротив. Ее руки пахли горьким шоколадом, а в кармане фартука лежала потрепанная записка от отца: *«Миндальная мука — только из Бургенланда»*. За стойкой клиент в кожаной куртке спросил: «Правда, что оригинальный рецепт украли у вашей семьи?» Она промолчала, протерла блюдо с
Лиза Мюллер, студентка-историк из Гамбурга, каждое утро заваривала кофе в крохотной квартирке на окраине Берлина, пока перечитывала заметки о Веймарской республике. Её сосед, Йонас Браун, механик с закопченными руками, часто стучал в дверь, чтобы одолжить сахар. «Слушай, у тебя опять эти бумаги по всему столу, — ворчал он, разглядывая карту 1920-х годов. — Ты уверена, что твой профессор не сводит
