Настя Игнатьева, учительница из Калуги, получает конверт с печатью Министерства. «Через неделю — в Москве. Жильё предоставят», — бубнит директор школы, разглядывая кактус на подоконнике. В её однокомнатной хрущёвке треснувшее зеркало отражает чемоданы с потрёпанными учебниками и платьем в горошек. В столице её встречает майор Сергей Волков: «Документы. Приказ №217 предписывает совместное
Марина, учительница младших классов, обнаружила смс от «Ольги» с сердечком в телефоне мужа, когда он был в душе. Телефон лежал на кухонном столе рядом с недоеденным бутербродом с колбасой. Алексей, менеджер в автосалоне, вышел, натягивая мокрый свитер, и спросил: «Ты не видела мои ключи от офиса?» Марина молча указала на тумбочку, где валялись ключи, пачка сигарет и чек из аптеки. Вечером за
Джейк в кожаном пальто с оторванным рукавом прячет сигареты под скамейкой у школы, пока охранник Грэм щурится в его сторону. Миа, закинув рюкзак с баллончиками краски на плечо, толкает его локтем: *«Опять засветишься — вызовут твоего старика»*. Они сбегают через дыру в заборе к полузаброшенному парку, где Карлос тренирует сальто через ржавые трубы. Его кроссовки со следами клея от плакатов,
Элиф, 19 лет, каждое утро перебирала струны саза в тесной комнатке над кафе «Халич» в районе Кадыкёй. В окно врывался запах жареных каштанов с улицы Истикляль, а соседский кот таскал куски симита из её сумки. «Опять не спишь?» — хрипел Джем, владелец кафе, задвигая стул с скрипом. Он, бывший ударник, теперь чинил старые граммофоны и ворчал на клиентов, заказывающих ракы без закуски. По вечерам
Ольга, бухгалтер из спального района Питера, пытается ужиться со свекровью Галиной Петровной, которая после смерти кота Мурзика перебралась к ним с Алексеем из общаги для ветеранов-педагогов. В первую же неделю старуха перекрасила кухонные шкафы в «нормальный зеленый цвет», закатила скандал из-за покупного пельменей — «Ты хоть лук в фарш кладешь? Или по-городскому экономишь?» — и устроила на
Хасан ковырялся в двигателе старого «Фиата», когда клиент в помятой рубашке начал орать: «500 лир за замену прокладки? Ты с ума сошел!» Из кармана зазвонил телефон — Эсра, жена, напомнила про долг за электричество. Вечером, за чечевичным супом, сын Али тыкал вилкой в тарелку: «У всех в школе новые кроссовки. Мне стыдно». Хасан молча достал из кошелька смятые купюры, отдал половину. На улице
Эмир ковырял засохший клей под ногтями, сидя в душной мастерской возле Гранд-базара. За окном уличный торговец орал про свежий симит, а Лейла втиснулась в дверной проём с потрёпанным альбомом для зарисовок. «Твой дед чинил ковёр с медальоном Хюррем? — спросила она, вытирая пот со лба тыльной стороной ладони. — В архивах университета нашли фотографию 1932 года». Пока он разворачивал свёрток с
Али сидит в тесной мастерской за стопкой старых ботинок, вытирая ладонью пот со лба. В углу — коробка с гвоздями и тюбик суперклея, пахнет кожей и масляной краской. Зейнеп заходит, поправляя гитару на плече, стучит костяшками по стеклянной витрине. Он поднимает взгляд, достает из кармана блокнот: *«Подметки заменил, но правый каблук скрипит. Завтра заберешь»*. Она смеется, рисует смайлик рядом с
Сергей Михеев, слесарь с обветренным лицом, приехал в деревню Горелово после десяти лет работы на севере. Заброшенный дом отца — прогнившие половицы, заросший бурьяном огород — встретил его запахом плесени. На третий день, разбирая сарай, он наткнулся на ржавый ведро с выцарапанными инициалами «А.К. 1947». Местный рыбак дядя Витя, попивая чай с брусникой на крыльце, буркнул: «Колодец за церковью
Эдже, в потёртой кофте с выцветшими звёздами на рукавах, каждое утро пересчитывала мелочь у лотка с симитами возле школы. Её бабушка, Зейнеп, оставляла на столе записки вроде *"Чай в термосе, сахар уже положила"*, пока сама уезжала на фабрику. В том же районе, за ржавым забором стадиона, Эмир в чёрной куртке с капюшоном бил по мячу, пока тренер не орал: *"Думаешь, в Суперлигу
Эмир, парень в потрёпанной куртке с капюшоном, каждое утро разгружал мешки с мукой в пекарне «Симас» на окраине Стамбула. Запах жареных каштанов с уличной жаровни смешивался с дымом его сигареты, пока он прятал от хозяйки сколоченные за день монеты в жестяную коробку из-под печенья. Лейла, студентка консерватории, в тот вечер уронила ноты в лужу у трамвайных путей на улице Истикляль — Эмир
Айше втирает пятно от кофе на подносе, глядя, как Эмир в очередной раз заказывает турецкий чай у стойки. Его пальцы стучат по мобильнику — видимо, снова спорит с отцом о семейном бизнесе. *"Без сахара, как всегда?"* — бросает она, когда он садится у окна с видом на паромную переправу. Он морщит лоб, поправляя очки: *"Ты же знаешь — сладкое только в отчетах для клиентов"*. По
