Олег замечает трещину в плитке ванной их киевской хрущевки, пока Ирина на кухне режет борщовую свеклу, оставляя красные пятна на фартуке. «Почему ты вчера выключила телефон?» — спрашивает он, разминая пачку сигарет «Прима» в кармане. Она отводит глаза: «Батарея села… у метро «Лыбедская» торчала полчаса». Вечером, пока Ирина спит, он находит в её сумке чек из ювелирного магазина на Крещатике —
Джейк, пятнадцать лет, каждое утро пробирался через заросли эвкалиптов к заброшенному насосной станции на окраине Брокен-Хилл. Ржавые трубы, треснувшие клапаны — он искал источник странного гула, который слышал только ночью. Сестра Элли, перемазывая руки в масле за ремонтом трактора, бросала: "Папа снова в городе ищет работу, а ты в пещерах ковыряешься?" Он показывал ей трещину в
Артём, студент-заочник из Екатеринбурга, каждое утро толкался в маршрутке №57 с пакетом бутербродов от мамы. Он развозил документы для мелкой конторы, пока в один из дней не перепутал две одинаковые коробки в подъезде хрущёвки на улице Гагарина. «Ты вообще глазами водишь?» — рявкнул на него менеджер Сергей по телефону, пока Артём, обливаясь потом, рылся в мусорном баке возле остановки. Там же он
Сергей затягивал ржавый карабин, пока Ирина перебирала обветренные верёвки в базовом лагере под Эльбрусом. «Кофе кончился, возьми чайник у Димы», — бросил он, поправляя ледоруб с надломленным древком. Дмитрий, в потёртой жёлтой куртке, спорил с навигатором — экран трещал от мороза. Утром на леднике Азау они наткнулись на трещину, прикрытую снежным мостом. Ирина, обмотав лицо шерстяным шарфом,
Кирилл, бывший химик с обветренными руками, каждое утро протирал пыль с бутылок в полуподвальном магазине на улице Куйбышева. Его клиентка Марина, студентка-искусствовед в потертой куртке, зашла спросить про грузинское красное для отца-алкоголика: «Тот ваш «Саперави»… он правда не горчит?» Кирилл, переставляя ящик с крымским «Алиготе», буркнул: «Если ваш папаша опять разбавит колой — хоть «Шато»
Антон, студент-физик с потёртым рюкзаком и вечным запахом больничной каши от вчерашнего ужина, очнулся в палате с треснувшим экраном телефона. Врач Пётр Сергеевич, поправляя очки, бубнил: «По документам вы выжили, но ваши анализы… будто вас не было неделю». Сестра Лена, которую Антон помнил в жёлтом платье, теперь носила чёрную кофту и твердила: «У мамы один сын – Сергей». В общаге, где раньше
Эмили, рыжая девочка в потёртой куртке, нашла в подвале школы потёртый дневник с инициалами "К.Д." под грузом старых учебников. На странице от 12 октября 1943 года кто-то нарисовал карту городка Сен-Клер с крестиком возле заброшенной мельницы. "Там спрятано больше, чем мука", — прочитала она вслух, ковыряя ногтем пятно от чернил. Лукас, её сосед с рыжим велосипедом,
В закрытом Зареченске, за колючей проволокой, инженер-ядерщик Виктор Светлов сутками корпел над расчетами в институте с бетонными стенами. Его соседка по общежитию, медсестра Ирина Коваль, передавала ему конверты с письмами от матери, которые пахли аптечной зеленкой. В столовой за щами с кислой капустой майор Леонид Бармин из особого отдела спросил: «Почему вчера на полигоне тебя видели возле
Андрей, 16 лет, каждое утро заваривает растворимый кофе в жестяной кружке, пока мать кашляет за тонкой перегородкой. После уроков он моет полы в школьном буфете — старый шваброй с облезлой синей ручкой, пахнет хлоркой и жареными пирожками. Отец, Николай Иванович, пропадает на заправке: меняет масло в грузовиках, потом пьёт с водителями «Оболонь» под аккордеон из магнитолы. «Сколько можно? —
Анна приезжает в Самару из Питера, получив ключи от трешки на Ленинградской. В прихожей натыкается на Сергея, который крутит в руках папку с выцветшими фотографиями. «Тут полгода назад сантехнику менял, а он мне… Ну, ваш папаша», — бормочет он, перебирая бумаги с печатями ЖЭКа. На кухне с отслоившимся линолеумом они пьют чай из советской кружки с облезлым оленем, пока соседка снизу стучит шваброй
В Цюрихском политехникуме 1898 года Альберт, в мятом пиджаке с засохшими чернилами на манжетах, спорит с профессором Вебером у доски, испещрённой формулами магнетизма. «Ваши вычисления напоминают рецепт штруделя — слоёные, но безвкусные», — бурчит старик, стуча мелом по опечатке в уравнении Максвелла. За окнами аудитории Милева Марич, придерживая юбку от порывистого ветра, переминается с ноги на
Эмир, владелец текстильной фабрики в Измире, каждое утро проверял отчеты в кабинете с резными деревянными ставнями. Его жена Лейла, в платке цвета инжира, разливала *айран* по стаканам, стараясь не звякнуть ложкой о край металлической миски. «Завтра поедем к моим родителям. Мать хочет увидеть внуков», — бросил он, не отрываясь от бумаг. Лейла, стирая ладонью крошки со стола, ответила тише шелеста
