Хуан Мендоса, надзиратель с тремя годами стажа, впервые попадает в блок F тюрьмы Санта-Марта — коридоры здесь пахнут плесенью и хлоркой, а на стенах трещины, замазанные цементом. Он проверяет камеру 211: внутри сидит Эмилио «Ла Сомбра», лидер банды «Лос Ольвидадос», с татуировкой змеи на шее. «Твой срок — два дня, потом переведут», — бросает Хуан, но Эмилио молчит, перебирая чётки. Внезапно
Хикару нашел Аой в углу книжного магазина на Черинг-Кросс-роуд, где она поправляла стопки потрепанных путеводителей по Шотландии. «Опять за архитектурой XVIII века? — она протянула ему книгу в синем переплете, пахнувшую пылью. — Вы либо гений, либо мазохист». Он рассмеялся, поправил очки, запотевшие от резкого перепада температуры — снаружи лил октябрьский дождь. Вечерами они сидели в кафе за
Марк Леруа, в рваном свитере с запахом костра, ковырял ножом засохшую смолу на весле. В сарае за спиной шуршали крысы, а за окном маячил силуэт траулера «Мари-Клод», который уже месяц ржавел у причала. «Ты либо пьян, либо глух, — бросила Лиза, его сестра, хлопая дверью. — Они сожгут доки, если ты не отцепишься». Утром в конверте с печатью мэрии нашли фотографию разбитого детского бинокля — того
Эмиль, 23 года, в мятом свитере, каждое утро ехал на велосипеде из Сёдермальма в лабораторию KTH, где проверял показания квантового детектора. В пятницу, пока Лина, его напарница в синих джинсах с выгоревшими коленями, заваривала растворимый кофе, экран замигал: «Частота 112,3 ГГц. Аномалия в радиусе 500 м». «Смотри, — тыкнула она пальцем в график, — сигнал идет от тоннеля метро Т-centralen. Там
Аяко переехала в домик у подножия горы Яри после смерти бабушки. Разбирая коробки с рисовой бумагой и потёртыми кимоно, она нашла свёрток, перевязанный чёрным шнурком. Внутри — карта окрестностей с отметкой у старого колодца за храмом Сэймэндзи и дневник 1937 года: *«Если духи асуров проснутся, река выйдет из берегов»*. Соседка Митико, занесшая мисо-суп, усмехнулась: «Твоя бабка тоже шепталась с
Марко, 22 года, в рваной куртке с нашивкой анархистов, прячет листовки под прилавком семейной пекарни в Неаполе. Его сестра Карла, протирая прилавок тряпкой с запахом уксуса, шипит: «Папа снова спрашивал про пропавшие деньги из кассы». На площади Пьяцца-дель-Пополо полицейские в синих шлемах разбивают палатку студентов — девчонка в очках кричит, зажимая сломанный дрон: «Вы же сами учили нас
Итан Грей, 17 лет, подрабатывает мойщиком стекол в пабе «Черный ястреб» возле доков Ливерпуля. Однажды в груде хлама за заведением он натыкается на потрепанный дневник с гравюрой ворона на обложке. Внутри — схемы алхимических реакций и записи о «пламени, пожирающем тени». На полях чьи-то пометки: *«Барнс мертв. Они знают про доки»*. Возвращаясь домой через переулок, Итан слышит хриплый голос: «Не
Полицейские машины с мигалками выстроились у особняка на Гретна-Грин, 360. Соседка, Эдна Гарднер, в махровом халате показывала на лужи крови у калитки — рядом валялась разбитая ваза с розами. Николь Браун лежала лицом вниз на бетонной дорожке, волосы слиплись от крови. Рон Голдман замер у ограды, рука сжимала ключи от ресторана «Меццалуна». О. Джей в это время метался по спальне в Брентвуде,
Дерек «Дидди» Маллинс сидит на третьем стакане виски в пабе *The Crown* на окраине Хакни. На столе — смятый конверт от налоговой, чернила расплылись от капель дождя. Лиам, его бывший партнер по ломбарду на Брик-Лейн, тычет пальцем в распечатку: «Тысяча двести тысяч, Дерек. Где брал?» Дидди молчит, ковыряет ногтем этикетку на бутылке. На полу липкие следы от пива, за окном — серый «Skoda Octavia»
Эмир просыпается в пятиэтажке возле бухты Золотой Рог, пока с кухни доносится запах жасминового чая и приглушенный спор соседей о ремонте лифта. На столе — рассыпанные черепки от разбитой керамической тарелки с синими узорами, которую он пытался починить ночью. "Опять недосып..." — бормочет он, натягивая мятый свитер с выгоревшими пятнами краски. В мастерской Лейлы, заваленной эскизами
Джеймс Уолш, 22 года, втиснулся между ящиками с боеприпасами в грузовике, который трясся по разбитой дороге под Сайгоном. Его пальцы нервно щёлкали зажигалкой — подарок младшего брата Томми, который сейчас работал на конвейере завода Ford в Детройте. «Чёрт, тут даже комары заминированы», — процедил он, смахивая пот со лба. В это же утро Томми, 19 лет, в дышащем гарью цеху спорил с чернокожим
Элизабет Остин, 32 года, в промокшем от дождя плаще пробирается через грязь к дому издателя в Суррее. В сумке — рукопись «Северного аббатства», завернутая в обрывки газет с заметками о войне. В прихожей издатель, мистер Хартсорн, щурится: «Опять анонимка? Без имени автора — ни шиллинга». Элизабет вытирает чернила с пальцев, бормочет: «Джонс. Мистер Теодор Джонс». На обратном пути заезжает в лавку
