Кирилл, сортировщик на консервном заводе в Подольске, обжег руку о паропровод в цеху. За бинтами пришел в аптеку на Ленина, 14, где Света, в мятом халате с выцветшим именем на карточке, тушила за углом электронную сигарету. «Йод закончился, будет зеленка», — бросила она, разглядывая его промасленную куртку. Он уронил банку абрикосового компота из авоськи, стекло разлетелось по треснувшей плитке.
Елена, медсестра с облупившимся лаком на ногтях, каждое утро брала Сашу за руку у подъезда хрущёвки — вела его к автобусу, который вёз сына на процедуры. «Не дёргайся, как в прошлый раз», — бормотала она, поправляя ему шапку, пока он отворачивался к заледеневшему окну. В пятницу, когда Саша упал на школьном катке, а врач в поликлинике №4 сказал: «Без МРТ не скажу, сколько это стоит», Елена вышла
Кирилл, водитель 35-ти лет с маршрута №17 в Екатеринбурге, три дня подряд находил в кабине трамвая свёрнутые в трубочку записки: *«Твоя мать задыхается в хрущёвке без лекарств. Встреча у гаража „Уралмаша“ — или пенсия на могилу»*. Артём, напарник с облупленными тату на пальцах, тыкал в его спину сигаретой: «Слышь, опять воняет горелым? Это не тормоза — это твои мозги тлеют». Вечером Кирилл,
Марина Соколова, юрист из Екатеринбурга, арендовала кабинет в пятиэтажке на Уралмаше. В помещении пахло сыростью, а на подоконнике стоял треснувший стакан с маркерами. Её клиентка, Ольга Рябова, в мятом плаще с капюшоном, принесла фотографии синяков на рёбрах: «Он сказал — вылечу, если в милицию пойдёшь». Марина записывала показания, параллельно глотая остывший кофе из автомата. В коридоре
В центре — детектив Марa Восс, которая копается в убийстве IT-магната на парковке возле ресторана *The Keg* на Кинг-стрит. Ее напарник, Эли Тан, находит в кармане жертвы чек из кафе *Dark Horse* с пометкой *«17:30, за углом»*, выведенной детским почерком. Они опрашивают бармена, который вспоминает, как магнат спорил с кем-то в очках с синими линзами: *«Ты же знаешь, чем это пахнет?» — кричал тот,
Алина сбегает из Томска в ночном поезде, зажав в кулаке билет, купленный на украденные у отца деньги. Виктор, ее отец, договорился с местным чиновником Сергеем о свадьбе — «Парень надежный, не сопьется», — бубнил он за ужином, разминая вилкой консервированный горошек. В рюкзаке у Алины — паспорт, потрепанный сборник Ахматовой и серебряный подстаканник, единственная вещь матери. На перроне в
Люань, подмастерье в чайной лавке «Золотой лист», нашёл в мусорном переулке за кухней раненого белого кота с перебитой лапой. «Слушай, ты тут воняешь рыбой сильнее, чем старый Ван после утренней ловли», — буркнул он, заворачивая животное в свой запачканный мукой фартук. Кот, оказавшийся принцессой Линь, заговорил с ним на третий день, когда Люань попытался вытереть ей морду тряпкой, пропитанной
Чэнь ковырял ржавый подшипник в мастерской отца, когда Линь ворвалась с разорванной картой провинции Шэньси. «Они не дали даже урну с прахом, — прошептала она, сжимая в руке медный жетон с иероглифом *мин*. — Твой старик оставил след. Вот». На карте жирным кружком обведен заброшенный угольный рудник возле деревни Лунцюань, где три года назад исчезли двенадцать шахтеров. За окном трещали цикады, а
В каменных залах Эдирне Мехмед роняет виноградную косточку на пергамент с чертежами пушек. Его пальцы оставляют жирные отпечатки на карте Константинополя, где красной тушью помечены слабые точки Феодосиевых стен. Визирь Заган-паша, обмахиваясь веером от майского зноя, указывает на гавань Золотой Рог: «Если генуэзцы перебросят цепи – наши корабли упрутся в дерево, как ослы в стену». Мехмед щелкает
Маартен, сорокалетний грузчик на цветочном аукционе в Алсмере, находит в кармане своего рабочего жилета USB-накопитель с надписью «Voor Lotte». Он звонит сестре, студентке факультета биохимии в Лейдене, но та отрицает причастность. Вечером, разбирая коробку с дешевым кофе *Dirk*, он замечает у подъезда серый фургон *PostNL* — водитель в черной балаклаве медленно прокручивает в руках фотографию
Кирилл, засунув руки в карманы рваной куртки, спотыкается о ржавую арматуру возле заброшенного цеха. «Тут рыбу ловить можно, если прорубь сделать», — бросает он, указывая на замерзший пруд за заводской оградой. Аня, поправляя очки, затянутые изолентой, молча тычет пальцем в треснувший термометр: минус двадцать. Дамир, с ножом за поясом, ковыряет снег сапогом, вытаскивая полусгнившую карту района
Арина вытирала пыль со старого фотоальбома, когда за окном завыл ветер. В углу избы треснул фикус в пластиковом горшке — бабка всегда говорила, это к беде. На столе валялись рассыпанные зверобой и чага, рядом мигал экран телефона: «Сергей, 3 пропущенных». Она проигнорировала, достала из холодильника банку с мутной жидкостью. «Опять твоя отрава?» — дядя Витя с лесопилки пнул порог сапогом,
