Шанкар, водитель автобуса из Ченнаи, после гибели жены Лакшми в ДТП находит в кармане её разбитый телефон с полустертым сообщением: *«Вернусь с рынка, куплю рис…»*. Он замечает на запястье серебряный браслет — подарок на их свадьбу — и срывает его, оставив красную полосу. В гараже автостанции, среди запаха солярки и старых покрышек, он приваривает к бамперу автобуса металлические пластины.
В Вильно 1887-го Юзеф, с воротником пальто, заляпанным типографской краской, прячет под полой листовки с текстом: *"За независимую Речь Посполитую – бей жандармов, а не вшей!"*. В подвале аптеки на улице Субач брат Бронислав растирает серу с селитрой. "Шесть частей, не перепутай", – бросает он, вытирая о фартук пальцы, пахнущие йодом. Жандармы ворвутся через неделю – найдут
Маркус чинит старый микроавтобус во дворе рижской хрущёвки, пахнущем рыбой с утреннего рынка. Мать кричит из кухни: «Опять везешь эти ящики в порт? Деньги сами не придут!» Он молча затягивается «Петром I», бросает ключи на пластиковый стол. Через неделю — Одесса: контейнеры, чайки, таможенник в потёртой форме тычет пальцем в просроченную визу. «Ты что, слепой? Здесь же штамп от 15-го!» — Маркус
Лера, в розовой кофте с выгоревшими рукавами, таскает баллончики за школой, где окна заклеены скотчем крест-накрест. В кармане — смятая фотка брата-срочника, который год не отвечает. Сашка, с перепачканными машинным маслом пальцами, ковыряет болты на «Днепре-12» возле гаража, пахнущего бензином и старым картоном. «Чё ты с этим ржавым корытом возишься?» — бросает она, вытирая ладонью пот со лба.
Анна, продавщица из книжного с ветхой вывеской на Литейном, каждый вечер проходила мимо музыканта в переходе «Чернышевская». Максим, в потёртой кожанке, перебирал струны гитары, напевая хрипловато: *«Эти вагоны когда-нибудь остановятся…»*. Однажды осенью, когда дождь стучал по железным ступеням, она уронила сборник Ахматовой, зацепившись зонтом за перила. Он поднял книгу, протянул со смешком:
Артем щелкал фишкой «Пепси» по краю доски, пока Гриша водил пальцем по диагоналям. «Смотри, тут конь давит, — бормотал он, — а ты слона на е5 толкаешь, будто телегу с сеном». В шахматном клубе за окнами поезда грохотали, вибрация сдвигала фигуры. Артем доставал бутерброд с колбасой, заворачивал обратно в газету — мать ругалась, что крошки в сумке. Тренер Валера, пахнущий махоркой, тыкал в их
В порту Веракруса Эрнан Корралес, в потёртом камзоле с выцветшим гербом Кастилии, разгружает бочки с порохом. Рядом Монтойя, его замок, матерится, спотыкаясь о камень: «Чёртов остров! Даже свиньи тут не выживут». Вместо золота — мешки с какао-бобами, которые местные вожди отдают как дань. Малина, девушка-науа, поправляет шерстяную шаль, переводит шепотом: «Они говорят, боги разгневаны… белые
Николай Иванович, в ржавой кастрюле разогревая гречку, услышал стук из-под крыши. На чердаке, между пожелтевшими газетами 70-х, он вытащил коробку с киноплёнками — на одной маркером криво выведено: *"Свадьба Лены, 1974"*. Протянул плёнку к окну, всматриваясь в полустёртые кадры. Соседка Марина Петровна, заглянув через разбитый забор, крикнула: «Опять в хламе копаешь? Вчера мусорку
Люк Мартен, 34 года, водитель грузовика из Марселя, каждое утро начинал с сигареты *Gauloises* и чёрного кофе из треснувшей кружки. В четверг, после разгрузки ящиков с оливковым маслом на рынке *Le Vieux Port*, он нашёл в кабине конверт с фотографией своей покойной сестры Клотильды. «*Pourquoi maintenant?*» — пробормотал он, разглядывая снимок 1998 года, где она стоит у киоска с *bandes
Абхай, полицейский из Хайдарабада, в рваной рубашке и с царапиной на щеке, гонится за дилером через рынок Госха-Махал. Корзины со специями летят под ноги, торговцы орут: «Куда прешь, дурак!». Он хватает подростка за воротник, но тот вырывается, оставляя в руке Абхая обрывок цепочки с подвеской в виде тигра. Дома, разглядывая артефакт при свете лампы с треснутым абажуром, он звонит информатору
Настя, водитель Daewoo Lanos 2003 года, каждый вечер объезжает Подол, забирая клиентов с перегаром и разбитыми телефонами. В четверг к ней сел Игорь в помятом пиджаке — забыл портфель с 15 тысячами гривен на заднем сиденье. «Черт, это полгода кредита за квартиру», — бормочет Настя, разворачиваясь у Житнего рынка. Дома мать, обмотав ноги эластичным бинтом, шипит: «Опять везешь чей-то хлам?»
Дуайт, тощий паренёк в заляпанном фартуке, копошился в подвале замка, скребя пригоревшую кашу с медного котла. Бекка, дочь конюха с облупленным серебряным кулоном на шее, просунула голову в дверь: «Опять твой "доспех" из дуршлага дорабатываешь?» Он швырнул в неё тряпкой, звякнув самодельными поножами из крышек от котлов: «Вентиляционные отверстия! Иди лучше гнилую морковь со стола
