В дождливом Киеве, на Подоле, 23-летняя Оля Степанюк рисует граффити на стене полуразрушенного завода. Ее рваные кроссовки в пятнах акрила, пальцы вечно в синих подтёках от дешёвой краски. «Ти знову спалила мою куртку?» — кричит соседка Ира, указывая на прожжённую ткань у печки-буржуйки. Оля молчит, ковыряет штукатурку мастихином: аренду мастерской не платила три месяца, греется кострами из
Марина, в потёртом фартуке с пятном от свёклы, каждый вторник натирала паркет в трёхкомнатной квартире на Липках. Хозяйка, Ольга Николаевна, в халате от «Зингер», тыкала каблуком в трещину между плитками на кухне: «Ты *опять* соду вместо чистящего использовала? У Игоря аллергия». В холодильнике стояли банки с маринованными опятами — их привозила свекровь Ольги из Житомира, но Марине запрещали их
Лиза, психолог с фиолетовым маникюром и привычкой теребить цепочку на шее, вела групповые сеансы в душном кабинете на втором этаже поликлиники. Её клиентка Аня, продавщица из «Пятёрочки», рыдала в кресле с облезлой обивкой: «Он даже мой торт не попробовал, сразу в холодильник сунул!» Максим, архитектор, случайно зашедший в кафе «Бублик» вместо «Буквоеда», услышал её монолог за соседним столиком.
Анна, учительница младших классов из киевской хрущевки, просыпается в комнате с обоями в ромашках, где на диване валяется гитара и пахнет подгоревшим кофе. Ее голос звучит чужим баритоном — теперь это тело Максима, 27-летнего безработного музыканта, который в это же время пытается натянуть на себя ее юбку-карандаш в квартире с видом на школу №143. «Ти що, з бджiл у головi?» — орет мать Максима,
Чон Инджу, парикмахер из салона *Luxe Hair* в Каннаме, чистит ножницы от волос клиентки Минсо. Та, разглядывая свежий маникюр, бросает: *"Завтра встреча с сыном директора *Jeongwon Group*. Подменишь? Твой сеульский диалект — как у выпускницы элитной школы"*. Инджу морщит нос: *"А если поймают?"* — *"Плачу двойной тариф. И платье *Miu Miu* в подарок"*. Вечером Инджу
Лена задерживалась в салоне «Гламур» — клиентка с нароченными ресницами возмущалась оттенком мелирования. *«Вы что, не видите? Это рыжий, а я просила медный!»* — царапала воздух её фен. В автобусе домой Лена считала сдачу из потрёпанного кошелька: хватит ли на ужин, если купить сосиски вместо мяса? В квартире на Ленинградском проспекте Олег клеил обои, которые отклеивались каждый месяц. Из
Оксана в засаленной фартуке разливала кофе в кафе «Верба» возле киевского вокзала, когда Андрей в смятой рубашке заказал эспрессо. Его пальцы стучали по ноутбуку, а она заметила следы чернил на его запястье — как у ее брата-школьника. «Добавить сахар?» — спросила она, но он не услышал, уставившись в экран. Через неделю он вернулся, принеся книгу Шевченко, забытую на столике: «Вы… вы цитировали
Анна, студентка-архивист из Киева, нашла в старом чемодане деда потрепанный блокнот с координатами и кассету. На пленке — мужской голос, напевающий *«Ой, у вишнёвому садочку»* сквозь помехи. В углу записи мелькнуло: *«Львов, 12.04.1986»*. Дед, бывший инженер Чернобыльской АЭС, никогда не говорил о работе. «Хватит копаться в пыли», — бросила мать, вытирая руки о фартук, но Аня села на поезд до
Лина, 17 лет, живет в деревне Кампунг-Дуриан, затерянной среди мангровых болот. Утром, собирая гуаву в огороде, она замечает, что пальцы стали гибкими, почти как когти, а в волосах застряли совиные перья. "Ты бледная, будто призрак", — щурится ее младшая сестра, Мина, разливая чай с кардамоном. Ночью Лина просыпается от крика неясыти за окном — и обнаруживает себя на крыше соседского
Хён Су, парень с вечно загорелыми руками от работы на стройке, жил в крохотной съемной комнатке в районе Итэвон. Каждое утро он покупал *ттеокбокки* у уличной торговки Ким, которая ворчала: «Опять без шапки? Мозги простудишь!». В обеденный перерыв он забирался на крышу недостроенного здания, жевал кимбап и смотрел, как стайки школьников толкаются у ларька с хотдогами. Однажды заметил девушку в
Игорь Марченко, следователь из киевского ГУ МВД, каждое утро начинал с таблеток от давления — глотали их с крепким кофе из потрескавшейся кружки с надписью *«Лучшему папе»*. В старом доме на Оболони, где обои в гостиной давно отклеились у окна, он пересматривал записи по делу о пожаре в Харькове: там погибла его жена, Анна. Начальник Петренко, пахнущий дешевым одеколоном, бросал через стол папку:
Максим, электрик из киевского спального района, нашел в старом холодильнике на свалке возле рынка «Юность» потрепанный блокнот с выцветшей надписью «Що написано…». Решив, что это шутка, он нацарапал внутри: *«Хочу, щоб все саме робилось»*, и забыл про находку. На следующий день его треснутый Honor сам зарядился до 100%, а соседка Оля, с которой он неделю переругивался из-за лужи в подъезде,
