В старом портовом городке Мэйсвилл Лиза Карвер, медсестра с фиолетовыми прядями в волосах, находит в кармане халата записку: *"Они в резервуарах под лесопилкой. — Г."* Её младший брат Джейкоб, чинящий мотоциклы в гараже за заправкой, клянётся, что не причастен. За кофе в забегаловке «Русти» он бросает: *"Грег пропал не просто так. Помнишь, как он носился с тем фотоаппаратом?"*
Лида, рыжая девочка из Вологды с рюкзаком, зашитым синими нитками, первый раз видит море. В столовой лагеря она тычет вилкой в котлету, спрашивает вожатого Игоря: *«У вас тут даже зимой розы цветут? У нас в декабре уже метели».* Рядом Макс, москвич в кроссовках со светящимися шнурками, хвастает новым айфоном: *«У меня и в Сочи дача больше этого корпуса»*. Гоша из уральской деревни молчит, прячет
Паоло зажимает плечом телефон, разбирая коробки в гостиной дома на Via San Nicolò. Пыль оседает на его рубашке, когда он достает пачку писем с подписью «Клаудия, 1987». Анна, вскрывая ножом заржавевший замок комода, натыкается на фотографию: их отец стоит с незнакомкой у причала Триеста. «Ты помнишь, как он каждое утро уходил в порт?» — спрашивает она. Паоло молчит, перечитывая строку: *«Если
Эллиот Удо, бывший джазовый пианист с татуировкой змеи на предплечье, ковыряется в проводке за барной стойкой своего клуба на окраине Парижа. В подсобке течет труба — он мастерит заглушку из тряпки и жевательной резинки, пока барабанщик Луи матерится из-за украденных тарелок. Дочь Джули, 16 лет, в рваных джинсах, приезжает из Амстердама с гитарным чехлом за спиной. "Ты пахнешь
В Лагосе, на переполненном рынке Икеджа, 23-летняя Ада Окафор, студентка-журналистка, натыкается на папку с документами в груде мусора рядом с лотком продавца батата. Внутри — распечатки транзакций между местным депутатом Бабатунде Адеойе и подпольным заводом по сливу токсичных отходов в лагуну. Ее сосед, механик Эмека Нвачукву, случайно видит фамилию своего погибшего брата в списках жертв
Эмили, 12 лет, в рваных варежках, роется в коробке с гирляндами на чердаке старого дома в Калгари. Третий день каникул, а её корги Макс всё не возвращается после побега через сломанную калитку. Отец, Дэвид, в клетчатой пижаме, чинит забор, бурча: «Если бы ты закрывала дверь, как говорила мама…» В холодильнике — остатки вчерашнего запечённого лосося, который Макс обожал. Эмили рисует плакаты с
Ханна, рыбачка из деревни Штелленвик, вытаскивает сети и обнаруживает труп в старом водолазном костюме. На шее у мертвеца — медальон с гравировкой «Анна-1912». Она звонит брату Томасу, архивариусу из Гамбурга: «Тут что-то нечисто. Папа перед смертью бормотал про «Эос»…» Томас копается в бумагах, натыкается на записи о пропавшем в 1912 году судне капитана Йоханнеса Фризе. В старом сундуке отца
Лайла Мартинес, детектив из бостонского департамента, вытаскивает из сумки папку с фотографиями третьей жертвы — Эмили Кроуфорд, аспирантки-историка. На столе в её квартире нашли разорванную страницу из «Заката Европы» Шпенглера, обведённую красным: *«Цивилизация есть неизбежная судьба культуры»*. В кармане пальто Эмили — билет в музей Изабеллы Стюарт Гарднер, где за день до смерти она два часа
Лиам, бариста в прокуренном кафе на углу Рёмер-стрит, каждое утро чистит старый проигрыватель, пока клиенты щёлкают фото на плёнку. В пятницу он нашёл в коробке с подаренными пластинками металлический диск с насечками, похожими на азбуку Морзе. «Чувак, это же не из нашего века», — пробормотал он, проводя пальцем по гравировке. В тот же день Карла, в красном кожаном пальто, разбила бутылку об стол
Лайам, бывший оператор студии *Midnight Velvet*, мотается между квартирой в районе Сен-Лоран и заброшенным складом на окраине Монреаля, где теперь снимает подпольные ролики. Его напарница, Карла, экс-актриса с татуировкой ящерицы на ключице, торгуется с поставщиками света: «Ты хочешь, чтобы мы снимали в темноте, как слепые кроты?» В углу валяется гирлянда с перегоревшими лампочками — остатки
Дино, седовласый священник в потертой сутане, каждое утро поправляет треснувшие ступени у порога церкви Сан-Лоренцо. Он ворчит на рыжебородого Донато, который вместо утренней молитвы развешивает гирлянды для вечернего концерта: «Ты превращаешь дом Божий в цирк!» Донато, доставая из кармана жвачку, парирует: «Лучше полный зал с гитарой, чем три старушки, засыпающие под псалмы». Их спор прерывает
Хесус Менантико поправляет кожаный браслет с выцветшей надписью *Familia*, пока грузит свёртки в потертый фургон у гаража на окраине Эль-Пасо. Его брат Эстебан, затягиваясь "Lucky Strike", тычет пальцем в карту: *"Через пустыню? Там каждый камень – коп. Возьмём старый маршрут, через скотобойню"*. В Сьюдад-Хуаресе их ждёт Роза, бывшая медсестра, которая прячет груз под полом