Новый Год всегда приносит в нашу жизнь оание чудес и веру в то, что самые заветные желания могут исполниться. В центре сюжета — Лена, успешная бизнес-леди, привыкшая жить в ритме непрерывного движения. Ее расписание настолько плотное, что кажется, будто ничего в мире не способно заставить ее остановиться и взглянуть по сторонам. Но предновогодний вечер готовит ей нечто особенное. Маленький Степа,
Настя ждала Сергея два года, пока он был в зоне АТО. Когда он вернулся в их городок с треснувшими асфальтовыми дорогами и покосившимися синими заборами, она накрыла стол — борщ в глиняной кастрюле остыл, так и не дождавшись гостей. Сергей молча ел, пальцами вдавливая хлебный мякиш в тарелку. «Ты хоть письмо мог прислать», — бросила Настя, вытирая тряпкой масляные брызги с плиты. Он потянулся
Оксана, пахнущая пылью и ладаном, нашла на чердаке бабушкиного дома в карпатском селе сундук с выцветшей вышиванкой внутри. Под тканью лежало письмо на польском: *"Мария Шептицкая, 1923. Драгоценности под киотом в Успенском монастыре. Верни, пока не забрали"*. На кухне, разливая узвар в гранёные стаканы, сосед Иван хрипло засмеялся: "Твой пращур служил у графини — говорили, она
Иван топчет окурок сапогом возле покосившегося забора, глядя, как младший брат Алексей чинит трактор. «Собирай вещи, — хрипит он, — завтра уезжаем в Ростов». Алексей швыряет гаечный ключ в лужу: «А дом? Мать перед смертью просила не бросать». В селе Подгорное уже неделю пахнет гарью — снаряд попал в элеватор за рекой. По вечерам из динамика сельсовета трещит: «Граждане, не покидайте подвалы до
Анна, в прошлом медсестра из Винницы, устраивается домработницей в киевский особняк Игоря Семёновича — владельца сети автомоек. Первый день: она чистит хрустальные люстры в гостиной с видом на Днепр, пока дочь хозяина, Лиза, 15 лет, разбрасывает футболки с запахом сигарет. «Ты здесь надолго?» — Лиза щёлкает жвачкой, уставившись в телефон. «Пока не надоест твоему папе», — Анна поправляет салфетку
В старом киевском дворе за хоккейной коробкой Сашка, 16 лет, в рваных кедах «Скороход», прячет пачку «Мальборо» под облупившейся скамейкой. Его сестра Катя, в розовой кофте с вытянутыми рукавами, толкает его плечом: «Снова мать учует — тебе ж хана». Они идут через рынок «Юность», объезжая лужу с радужными разводами, к полузаброшенной пятиэтажке на Оболони. Там в квартире с заклеенными газетами
Оля, в резиновых сапогах с отслоившейся подошвой, тащит коробки на консервном заводе. После смены замечает Сергея — новенького механика из Киева, который чинит сломанный транспортер. "Ты чего в этой дыре застрял?" — спрашивает она, вытирая руки об фартук с пятном от томатной пасты. Он усмехается: "Долги. Да и… воздух тут, понимаешь, другой". Вечерами они сидят у нее в
Оксана, тридцати двух лет, в рваной кофте с пятном кофе на рукаве, копается в карманах джинс, пытаясь найти ключи от квартиры. Вместо этого натыкается на смятый чек из аптеки — обезболивающие для матери. Её хватают за горло возле подъезда хрущёвки, пахнущего жареной рыбой с третьего этажа. «Не ори, а то хуже будет», — шепчет Алексей, бывший одноклассник, в ухо. В багажнике «Жигулей» пятого модели
Максим и Ира, студенты из Киева, нашли коробку с царскими монетами в гараже деда на Оболони. В комнате пахло ржавой трубой и жареным луком, а за окном гудел трамвай №18. «Тут полторы тысячи баксов минимум, — Максим стряхнул паутину с червонца 1909 года, — давай через OLX сольём». Ира щелкнула зажигалкой: «А если это ворованное?». Через три дня они тряслись в маршрутке до Троещины, где покупатель
Оксана застала Лизу за рисованием на кухонной столешнице — розовые спирали гуаши въелись в пластик. «Сумку в школу собрала? Опять фломастеры по всему столу…» — бросила она, протирая тряпкой пятно от борща. Лиза, не отрываясь от скетчбука: «Ты ж сама сказала — мои вещи не трогать». За окном хрущевки на Оболони гудел мусоровоз, а на полу валялся рюкзак с оторванным брелоком-единорогом. Вечером
Оля перебирала коробки с таблетками в аптеке за стеклянной витриной, замечая, как Наталя в засаленном плаще толкала дверь, вытирая сапоги о рваный коврик. «Снова задерживают зарплату, — бросила она, доставая из сумки смятый конверт. — Маме нужны эти капельницы, а я не могу…» Ира, в растянутом свитере, сидела на кухне, разливая чай в треснувшие чашки: «Да продадим уже дом. В Польше хоть за пару
Олег прятал пачку «Примы» под рваным сиденьем школьного автобуса, пока водитель матерился на пробку возле заброшенного химзавода. Через три остановки он выскочил у полуразрушенной пятиэтажки, где Марина рисовала маркером дракона на ржавой трансформаторной будке. «Опять прогулял географию?» — спросила она, сдирая лезвием краску с ногтя. Вместо ответа он протянул ей смятый конверт — квитанции за
Ольга, учительница младших классов, жила с мужем Виктором в киевской хрущевке на Лесном массиве. Он торговал запчастями на Борщаговке, но после скандала с контрабандой двигателей кредиты накрылись медным тазом. Вечерами Ольга раскладывала тетради с сочинениями про «мою семью» на кухонном столе, заляпанном пятнами от борща, а Виктор глушил коньяк на балконе, бросая через дверь: *«Ты бы хоть
Андрей, электрик из Броваров, в пятницу вечером сидит на кухне с бутылкой «Столичной». Оксана, жена, швыряет в раковину тарелку с остатками холодного борща: «Опять зарплату пропили?» Он молчит, ковыряет ножом трещину на пластиковом столе. За окном — серые пятиэтажки, маршрутка №567 глохнет у подъезда. На следующий день он берет чемодан с отслоившейся кожей, кладет поверх гайковерт и пачку писем
Олег разбирал хлам на даче под Бородянкой, когда в старом комоде с отколотой ножкой наткнулся на потрескавшуюся тетрадь. На первой странице — синие чернила: *«Дневник Василия Ковальчука, 1987»*. Фотография выпала между листами: мужчина в очках, похожий на отца, обнимает женщину в платье с георгинами. «Анна Мироненко» — подпись с обратной стороны. «Кто такая?» — спросил он у матери по телефону.
Игорь, бывший электрик, находит в заброшенном цехе свёртки с медными проводами. Место пахнет машинным маслом и ржавчиной. Он звонит Славе, своему брату: «Забирай фургон, тут на месяц хватит». Слава приезжает в рваной куртке, спотыкается о разбитую бутылку из-под горилки. За ними уже следят — местный «авторитет» Борис с сыном-подростком. Утром Оксана, жена Игоря, стирает в тазу окровавленную
Лиза, в рваных джинсах и с потёртым рюкзаком, каждое утро пробирается через дворы Оболони, чтобы не встретить соседку-алкоголичку. Отец, Николай, пахнущий машинным маслом, оставляет на холодильнике записки: *«Каша в микроволновке. Не забудь про мусор»*. После уроков она забирается на крышу пятиэтажки, грызет сухари и слушает гул трамваев. Однажды вечером, спускаясь по пожарной лестнице,
В спальном районе Перми, затянутом ноябрьской слякотью, Лиза Шубина втискивается в переполненную маршрутку. Её рюкзак с отслоившимся дном давит на колени, пахнет мокрым пенопластом и дешёвой туалетной водой от соседки. Дома мать, не отрываясь от монитора с бухгалтерскими сводками, бросает через плечо: «Опять в том своём подвале торчишь? Мусор вынести забыла». Лиза молча закусывает губу,
Оксана, в рваных колготках и выцветшей кофте, тряслась в электричке до Киева, сжимая коробку с пирожками от бабушки. В кармане — стопка хрустящих купюр, перевязанных резинкой от прищепки. «На первое время хватит», — бормотала бабка, засовывая деньги в жестяную шкатулку из-под леденцов. В вагоне парень в замасленной куртке, Андрей, угостил ее булкой с маком: «Тебе лицо знакомое… С областного
В селе под Житомиром шестнадцатилетняя Оксана копается в огороде, выдергивая сорняки с грядки моркови. Замечает у забора треснутый горшок с чёрным цветком — лепестки плотные, как кожа, а стебель покрыт шипами. Засовывает его в рюкзак, прячет под кровать. На следующий день мать, Марья, жалуется на мигрень: "Щось душить, ніби хмара в голові". Воздух в хате густеет, по стенам ползут тёмные
Максим, менеджер из Москвы, прилетает в Одессу с коробкой образцов консервированной сайры. В аэропорту его встречает таксист Валера в выцветшей футболке «Adidos». «Вы ж в гостиницу? Или сразу к нашим рыбакам?» — хрипит он, закидывая чемодан в багажник «Ланоса». По дороге Максим звонит начальнику: «Сергей Петрович, я на месте. Думаю, договоримся за два дня». В гостинице «Черное море» его селят в
Ольга, бухгалтер из киевской хрущевки, каждое утро начинала с проверки потолка — соседка сверху, Ирина, снова залила кухню. «Опять ваши цветы устроили потоп? — орала Ольга, стуча шваброй по трубам. — Я вам счет за ремонт вышлю!» Ирина, рыжая мамаша с лаком для ногтей *«Эйвон»*, только хрипела в ответ: «Сама виновата — нечего подслушивать, как я с Лехой в ванной ругаюсь». Вечером они сцепились у
Лида приезжает в деревенский дом под Псковом после смерти отца. В кухне, пропахшей чабрецом и старыми досками, она находит в буфете конверт с выцветшими фотографиями: отец в фуражке железнодорожника, мать в платке у колодца. Сестра Ольга, разбирая сундук с рушниками, бросает через плечо: «Сарай рухнет к зиме, участок заросли лопухами – продавать надо, пока соседи не растащили». Лида молча
Оля, девушка из Твери, перебирается в Москву после смерти отца. Она селится в обшарпанной однушке на окраине, где обои отслаиваются возле балконной двери. Утро начинается с подработки в пекарне на рынке — месит тесто в заляпанном фартуке, пока хозяйка, Людмила Петровна, кричит: «Не додавишь — кренделя будут как подошвы!» Вечерами Оля примеряет подаренное подругой Катей платье с пайетками,
Представляешь, Ленке 39, а она вообще огонь: умная, стильная, карьера в рекламе — небоскреб, который только растет. Ну знаешь, из тех, кто влёт любую задачу щелкает, а на переговорах взглядом проект закрывает. Мужики вокруг, конечно, роятся как пчелы — но ей-то что? Работа захватывает больше, чем эти вечные свидания-расставания. Романы на неделю? Фу, скучно. Лучше новый клиент, честное слово. И
Вот так, наверное, мог бы рассказывать приятель за кружкой пива: Знаешь, есть у меня в голове один типаж – Семён Бень. Раньше он, понимаешь, шеф полиции в Хайфе крутил, а теперь – обычный дед на пенсии, в тапочках да с газетой. Но жизнь-то не отпускает! Прилетело ему как-то в Одессу махнуть – друг старый, говорят, помер. Ну, Семён думал: схожу, цветы на могилку положу, да и обратно. Ан нет!
Знаешь, бывают моменты, когда следствие буксует — улики рассыпаются, свидетели молчат, и вообще непонятно, за кого хвататься. Ну, классика: злодей где-то рядом, а доказательств ноль. Вот тут-то и появляется она — этакая бабушка-детектив с авоськой и вечной улыбкой. Анна Ивановна, соседка, которую ты вроде сто раз видел у почтовых ящиков, но даже имени не запомнил. Она не врывается с громким
Знаешь, как бывает — голова твердит: «Не дури, тут всё стабильно», а сердце колотится, как сумасшедшее, крича: «Да сбеги же ты наконец!» Вот так и Вероника… Семь лет брака с Виктором — следователем из прокуратуры, человеком-скалой, на которого все показывали пальцем: «Смотрите, идеальная пара!» А она тихо сходила с ума в этом спектакле. Любви-то и не было — только привычка, как выцветшие обои,
Знаешь, история эта – как карточная игра: кажется, вот-табличкам всё ясно, а потом бац – и жизнь переворачивается. Представь: Георгий, шулер с холодными глазами и горячей удачей, вытягивает у своего босса, Антиквара, сотни тысяч. Думал, это билет в свободу? Как бы не так! Антиквар – не из тех, кто проигрывает молча. Такой точно ночью в зеркале не отразится, если понимаешь, о чём я… А в это время
Ну ты представляешь: наша Стелла, крутая бизнес-вумен, собралась рвануть с любовником Георгием на море — романтика, шампанское, всё дела. А он, гад, в последний момент соскочил с самолета! Мол, «дело срочное», а сам, ясное дело, решил поживиться её деньжатами. И вот она уже в пути, а в её шикарной квартире начинается цирк. Тут появляется Светлана — воришка-неудачница, думает, ха, пока хозяйки