Лена Шульц, медсестра из дрезденской больницы «Карл Густав Карус», каждое утро покупает кофе из автомата с заедающей кнопкой сахара. Её соседка по общежитию, Софи, студентка-архитектор, рисует в блокноте фасады, пока ждет трамвай №8. «Опять кровь на халате? — бросает Софи, не отрываясь от эскиза. — Может, сменишь отделение?» Лена молча оттирает пятно салфеткой — вчерашний пациент с переломом
Майк, в засаленной футболке, вытирает тарелки в подсобке турецкого ресторана. Чич, в косухе и с сигаретой за ухом, врывается через черный ход: *«Берлин — дерьмо. Воняет жареным луком и тоской. Украду «Ниву» у того хама с третьего этажа — поедем к черту»*. К полуночи они уже мчат по автобану А2, объедаясь шоколадными батончиками из бардачка. В радиоприемнике заело кассету с «Rammstein» — Чич
Лиза Мюллер, тихая архивистка с привычкой поправлять очки, копается в подвалах Берлинской государственной библиотеки. Ее пальцы задевают обложку дневника 1983 года — внутри выпадает фотография мужчины в штатском, стоящего у киоска *Zeitung am Mittag*. "Почему он в каждом втором документе про забастовки в Лейпциге?" — бормочет она, сравнивая пометки на полях с рапортами Штази из коробки
Знаешь, иногда кино подкидывает такие сюжеты, что диву даёшься. Вот представь: юный Гитлер — да-да, тот самый — приезжает в Вену, полный амбиций и... дружит с пожилым евреем! Ну это же чистейший абсурд, как будто сама история решила пошутить. А сняли-то всё по пьесе одного венгерского автора — кажется, его Табори звали. И ведь не какой-то там мрачный триллер, а чёрная-чёрная комедия, где будущий