В маленьком, на первый взгляд, ничем не примечательном городке произошло событие, всколыхнувшее всю школьную жизнь. Один из старшеклассников найден мертвым, и это открытие запускает цепочку драматических событий, которые вскоре затронут каждого. Внешне это может показаться трагическим актом отчаяния, но темные тени, окружающие этот случай, намекают на нечто более зловещее. В центре истории —
Алексей, водитель маршрутки из Одессы, каждое утро заворачивает за углом пятиэтажки купить кофе в стаканчике и булку с маком. Его сосед Вадим, бывший военный с татуировкой волка на шее, шепчет у подъезда: *«Леш, в 305-й бабка третий месяц в реанимации. Ключи у меня — делаем чисто, пока соседи по дачам»*. В сумке у Алексея — поддельные документы на квартиру, завернутые в газету «Сегодня», пахнущую
Валера, пятнадцатилетний парень с облезлым рюкзаком, каждый день после школы пробирался через дворы Подола, чтобы проверить самодельную антенну на крыше пятиэтажки. Отец, Николай Иванович, чинил проводку в соседнем магазине, ворча: «Вместо придуриваться с этими железяками, лучше бы паяльник в руки взял — помог». Мать, Людмила, вытирая пыль с баночек в аптеке «Здоровье», бросала в телефон: «Опять
Анна, в рваных джинсах и растянутом свитере, копается в чердачной пыли бабушкиного дома в Виннице. Под коробкой с пуговицами находит потрепанный блокнот 1940-х: "Люстра в гостиной — не просто люстра. Ищи нить под третьей плиткой". Марина, соседка-фотограф, щурится при свете фонарика: "Опять твоя бабка шифровала рецепты вареников?" — "Тут про папиного деда... Его
Катерина, 23 года, работает в киевской кофейне на Подоле. Каждое утро она едет на синей ветке метро до Контрактовой площади, считая трещины в плитке перехода. В кармане — потрепанный блокнот с адресами: ищет младшего брата Мишку, который исчез после призыва в 2014-м. Вечером, в общежитии на Оболони, соседка Оля, парикмахерша, спрашивает: *«Опять в военкомат звонила? Тебе бы в СБУ стучаться, а не
Олег пригнулся, зажимая рану на плече Марины. В подвале харьковской пятиэтажки пахло гарью и сыростью. Генератор глох раз в полчаса, тогда Марина зажигала свечи из воска, который капал на старую газету с заголовком про выставку подсолнухов. «Тиша, вставай, треба перев’язувати», — шептал Олег, разматывая бинт, испачканный йодом. Она молчала, глядя на потолок, где треснула балка после вчерашнего
В Киеве, на Подоле, 23-летний сварщик Дмитрий Шевченко каждое утро покупает *вареники с вишней* у бабушки Люды возле Контрактовой площади. Его сестра Оксана, студентка-историк, расклеивает по Шевченковскому району листовки с цитатами из Грушевского — её задержали на прошлой неделе за попытку бросить *коктейль Молотова* в полицейский фургон. «Ты думаешь, твои учебники про казаков что-то изменят?»
Елена, 34 года, торгует вязаными свитерами на Привозе. Капитан Игорь, 45 лет, в потёртой кожанке, покупает пачку *Мальборо* у соседнего лотка. «Опять штормовать будут», — бросает он, глядя на серое небо. Девушка поправляет синий платок на витрине: «У вас судно в эллинге стоит?» Он замечает шрам на её запястье — след от ожога кипятком. Через три дня они пьют кофе в «Компасе», кафе у маяка. Игорь
Сергей приезжает в приморский городок после десяти лет работы в Киеве. На вокзале его встречает детская подруга Ольга в выгоревшей куртке, с пачкой документов под мышкой. «Копать будем?» — спрашивает она, указывая на участок возле лимана, где их семьи когда-то выращивали помидоры. В старом кафе «Волна» за липким столиком Сергей узнаёт от местного юриста Максима, что земля теперь принадлежит фирме
Ольга Коваль приезжает в село Заречное после сокращения в киевской клинике. На въезде — треснувший указатель с надписью «Райцентр 40 км», автобус бросает её у полуразрушенного фельдшерского пункта. Внутри пахнет йодом и плесенью: медсестра Галина роется в шкафу с папками, поверх которых лежат банки с домашними помидорами. «Карта Семенчука? Да я её вчера Николаю на растопку отдала — печку-то чем
Ольга, владелица цветочной лавки на Оболони, каждое утро начинала с пересчёта кассовых чеков и обрывков флористической проволоки. Её старшая дочь Катя, парикмахер в салоне «Люкс-стиль», ворчала над кофе: «Снова эти проклятые розы из Голландии задержались?» — швыряя ключи от склада на стол с пятнами от краски для волос. Младшая Аня, студентка КНУ, в это время рылась в шкафу, пытаясь найти
Даня, водитель трамвая №18 на Подоле, каждое утро заворачивает в целлофановый пакет бутерброд с салом и кофе из термоса. Дочь Маша, 14 лет, ворчит на крошки на диване: *«Пап, я же просила не есть в зале»*. Он молча вытирает ладонью обшарпанный подлокотник, глядя на её рюкзак с нашивкой «Химия — это боль». Вчерашняя ссора из-за пропущенного школьного концерта висит в воздухе, как запах
Игорь Громов приезжает в Киев из Симферополя, снимает полупустую квартиру на Оболони. В кармане — фотография погибшего друга Максима, обгоревшие края, дата на обороте: *"12.09.2014"*. На третий день к нему ломится Вика, дочь Максима, в розовой кофте с потёртыми локтями. «Ты знал отца? Почему сейчас приехал?» — тычет пальцем в чемодан, где торчит крышка от бутылки «Немирофф». Игорь
Максим, жених из Винницы, обнаружил пустую квартиру Оксаны за три дня до свадьбы. На кухонном столе лежало недописанное письмо с фразой «Прости, иначе нельзя», а на спинке стула висело платье с оторванным шлейфом. В холодильнике стоял торт «Киевский» с надкусанной розой из крема. Подруга невесты, Марина, кричала в трубку: «Она вчера говорила про старый колодец за мельницей, ты туда лазил?» По
Николай, водитель скорой с потрепанной курткой и вечным запахом сигарет, забирает 72-летнюю Анну Петровну из хрущевки на Оболони. Ее сын, Сергей, три года не звонил — работает в Дюссельдорфе на складе. «Почему не хочешь в больницу?» — Николай поправляет сбившийся коврик у входной двери. Анна сует ему чай с коньяком: «Там пахнет хлоркой. У меня герань засохнет». Взамен просит купить хлеб и
Оксана, 34 года, из села под Винницей, стирает детские комбинезоны в тазу с треснувшим краем. Муж Вадим, в засаленной футболке, тычет в договор о суррогатном материнстве: «Ты думаешь, они нам потом квартиру подарят?» — «Хоть крышу новую поставим», — бормочет она, разглядывая фото пары из Киева — Насти в бежевом пальто и её мужа-девелопера. Через неделю Оксана уже в съёмной однушке на Оболони, где
Ирина, 34 года, живет в киевской хрущевке с котом Барсиком. По утрам варит растворимый кофе «Черная карта» из пятничного магазина, пока соседи сверлят стену. В клинике на Оболони ей предлагают контракт: выносить ребенка для пары из Одессы — Анны и Максима, владельцев сети аптек. «Деньги переведем после УЗИ, — говорит Анна, поправляя кольцо с фианитом. — Но если будет мальчик — бонус 10%». Ирина
Оксана, официантка из кофейни на Подоле, разорвала конверт с отслоившейся маркой. Внутри оказалось письмо на польском: *«Мамаше стало хуже, приезжай до субботы. Если не хватит на билет, сниму комнату у вокзала»*. На конверте — ее адрес, но имя *«Анна Войцеховская»*. За стойкой, пока эспрессо-машина шипела, она тыкала пальцем в текст: «Слушай, Тань, тут бабушка умирает, а я даже вареники лепить не
Марина, в потёртом фартуке с пятном от свёклы, каждый вторник натирала паркет в трёхкомнатной квартире на Липках. Хозяйка, Ольга Николаевна, в халате от «Зингер», тыкала каблуком в трещину между плитками на кухне: «Ты *опять* соду вместо чистящего использовала? У Игоря аллергия». В холодильнике стояли банки с маринованными опятами — их привозила свекровь Ольги из Житомира, но Марине запрещали их
Андрей, водитель маршрутки №578, каждое утро протирал треснутое лобовое стекло тряпкой, пахнущей бензином. Его младший брат Максим в чёрной кожаной куртке поджидал его у гаража на Оболони, бросая окурки в лужу с радужными разводами. «Слушай, мне пять сотен надо до вечера, — Максим прищурился, — Иначе эти уроды мне пальцы по одному отрежут». Андрей молча достал из барсетки смятые купюры: «Это на
Олег, в потёртой куртке с отслоившейся кожей, разгружал плиты на стройке возле Троещины. Вечером в кафе «Львівський шанс» он тыкал вилкой в холодный вареник, слушая Сергея: «Ты думаешь, я сам это замутил? Там сверху всё решено». На столе лежал ключ от склада с маркировкой «ДН-12» — Сергей потянулся за ним, но Олег прижал ладонью. «Ты мне как брат был, — Олег хрипло засмеялся, — а теперь гнилью
Алиса, переехав в хрущёвку на Молдаванке, сразу начала ремонт: сдирала обои с цветами, натыкалась на проржавевшие гвозди в стенах. В первый же вечер на кухне замигал свет, а из радиоприёмника 80-х послышался хриплый голос: «Эй, новенькая, не трогай мой кассетник!» Призрак Макс, в полосатой рубашке и джинсах-клёш, материализовался у холодильника, требуя вернуть плёнку с записью его группы
В казарме с облупленными стенами и скрипящими двухъярусными кроватями курсант Андрей Соколов трет пол тряпкой, пока старший группы Виктор Луценко бросает ему под ноги окурок: *«Чище надо, новичок. Здесь даже муха поскользнется»*. Запах хлорки смешивается с табачным дымом из коридора, где дежурный офицер Коваль, с кофе в жестянке, равнодушно смотрит на нарушение устава. После отбоя Соколов
Подол, мокрый асфальт после дождя. Олег Бойко, капитан с щербатым подбородком, перебирает засаленные бумаги в кабинете на Нижнем Валу. Его бывший напарник Игорь Шевченко, теперь замначальника управления, сливает данные банде с Оболони — Олег видел, как тот передавал конверт возле «Клубничного ларька». «Ты или я, — шипит Олег в телефон, пока коллеги гремят кружками в коридоре. — Твоя дочь в школе
Оксана вытирала руки об фартук, глядя, как Андрей ковыряет отверткой в моторе старого «Запорожца». «Опять всю ночь пропил?» — бросила она, хлопая дверью сарая. Муж промолчал, только стукнул капотом. В селе уже неделю обсуждали, что землю за рекой хотят выкупить под стройку какого-то торгового центра. Вечером к ним зашел сосед Степан, принес банку домашней тушенки. «Ты ж понимаешь, Андрюха, если
Ольга, медсестра из московской поликлиники на Ленинградском проспекте, после ДТП просыпается в больнице с провалами в памяти. Ее дочь Лиза, пятнадцатилетняя школьница в рваных джинсах и с синими прядями в волосах, врет врачам: «Мама всегда забывала ключи, даже до аварии». В хрущевке, заваленной грязной посудой и тетрадями по геометрии, Лиза прячет фотографии отца-алкоголика под диван, пока Ольга
Наталья, хирург из Киева, возвращается в родной провинциальный городок после развода. Её сын Андрей, 14 лет, таскает коробки с книгами в бабушкин дом — обои в мелкий цветочек, треснувшая теплица во дворе. "Здесь даже интернет еле ловит", — бормочет он, пиная ржавую банку у забора. В районной больнице, где теперь работает Наталья, очередь у кабинета: пенсионерка с давлением, подросток со
Андрей шарит фонариком по обломкам в полуразрушенной аптеке на Подоле. Из кармана дрожит старый Nokia: «Ты её нашла?» — голос Ольги, жены, режет тишину. Он наступает на оранжевый пузырёк от таблеток, прикрывает трубку ладонью: «Здесь только стекло да кирза солдатская. Спросил у патруля — видели девочку в синей куртке у перехода на Контрактовую». Взрыв за спиной, близко — Андрей пригибается, в ухе
Киев, район Оболонь. Артем, 19 лет, в рваных джинсах и серой толстовке, пялится в окно общаги — треснувший чайник на подоконнике кипит, а из соседней комнаты несет дешевыми сигаретами. «Опять долги по матану?» — Игорь, сосед с татуировкой волка на шее, швыряет ему пачку «Ротманс». Артем молча берет сигарету, зажигает от газовой горелки. Внезапно звонит телефон: «Через час на Лыбедской. Придешь —
Представляешь, машина Галины Купцовой — этой железной леди из бизнеса — вдруг в хлам после аварии! Казалось бы, трагедия… Ан нет! Родственнички вместо слез едва сдерживают улыбки — быстренько «опознали» тело (ну чисто формальность!) и уже мчат хоронить, будто опаздывают на распродажу. А всё почему? Да наследство же, ого-го! Цифры там такие, что даже я, слушая, чуть телефон не уронил. А вот Эдик
Знаешь, история Сашки Марчук — это как будто жизнь решила провести над ней жестокий эксперимент. Сиротство, детдом, брата забрали неизвестно куда… А потом цыгане ее выкупают! Ну вот зачем? То ли "спасли", то ли самим нужна была девочка для каких-то дел. Ладно, думала, хоть с братом свяжут — ан нет. Вместо этого — бац! — какая-то контора с секретной школой убийц под видом интерната.