Извержение вкуса (2022)

В Лондоне Лина, шеф с рыжими волосами и шрамом на ладони от кухонного ножа, ругается с поставщиком на рынке Боро: «Джеймс, твои трюфели пахнут болотом, а не золотом. Даже крысы их обходят». Она копит деньги на ремонт своей закусочной — треснувшая плита, протекающий кран с надписью «Почини меня» маркером. По вечерам заглядывает в паб «Черный пудинг», где пьёт портвейн с местным мясником, обсуждая цены на говядину. Всё меняется, когда в её кухню врывается Акош — венгерский эмигрант в выгоревшей футболке «Будапешт — моя любовь», таская за собой ящик паприки. «Тыквенное рагу без дыма — это вода», — бросает он, ставя кастрюлю на плиту. Лина ворчит, но пробует — обжигает язык, хватается за пиво.

Через неделю в Бруклине Картер, американец с татуировкой молекулы глутамата на шее, разбивает лабораторию в подвале старой пекарни. «Ты либо готовишь, либо играешь в Лего», — кричит он ассистентке, которая перепутала пробирки с эмульгаторами. По скайпу Акош показывает ему рецепт штруделя с маком: «Тесто должно дышать, как женщина после танца». Картер смеётся, но записывает. Втроём они скидываются на фургон с продуктами для фестиваля уличной еды в Будапеште, но груз застревает на таможне в Варшаве — не хватает сертификатов на венгерский сыр. Лина рвёт бумаги: «Кто вообще ест эту плесень?». Акош достаёт из кармана смятый чек 1987 года: «Моя баба говорила — если нет пути, иди через окно». В итоге жарят сосиски на костре из ящиков, пока полиция не гонит их с площади. Финал: Лина разбивает яйцо в котелок Акоша, Картер сыпет «жидкий азот» из баллончика — толпа смеётся, фотографирует. За кадром — треснувшее лезвие ножа в луже.