В спальном районе Перми, затянутом ноябрьской слякотью, Лиза Шубина втискивается в переполненную маршрутку. Её рюкзак с отслоившимся дном давит на колени, пахнет мокрым пенопластом и дешёвой туалетной водой от соседки. Дома мать, не отрываясь от монитора с бухгалтерскими сводками, бросает через плечо: «Опять в том своём подвале торчишь? Мусор вынести забыла». Лиза молча закусывает губу,
Инспектор Люк Фавр приезжает в Сен-Поль-де-Ванс из Марселя после звонка о трупе в переулке за галереей *La Lune Rouge*. На месте — коллекционер Жерар Дюмон с ножом в спине и смятой запиской в кармане: *«Она не твоя»*. Люк замечает пятно краски на рукаве жертвы, пахнет скипидаром. Владелица галереи Элен Марто, в чёрном платье с потёртым поясом, твердит: «Он хотел купить картину Леблана, но Пьер
Кирилл, парень в потёртых кедах и чёрной куртке с оторванным карманом, каждое утро замечал странности: тени на стене общежития МГУ двигались на секунду позже людей. В метро «Воробьёвы горы» он увидел, как старушка с авоськой растворилась в воздухе, оставив запах мятных леденцов. «Ты опять не спал?» — спросила Аня, его соседка по этажу, протягивая ему стаканчик растворимого кофе с комками. Вместо
Рафаэль Санти, в потёртом кожаном фартуке, с кистями за ухом, пробирается через шумный рынок Кампо-де-Фьори к своей мастерской у Пьяцца Навона. Папа Юлий II, размахивая пергаментом с эскизом *Афинской школы*, хрипит: "Добавь Аверроэса слева — не хватает споров. И закончи до зимы, а то казна пуста". В углу Лоренцо, ученик, растирает свинцовые белила, ворча: "Опять лазурит из Малакки
Надежда, хозяйка обшарпанного отеля на окраине Калуги, ворошила папку с квитанциями, когда в дверь ввалился Алексей — московский девелопер в узких джинсах. "Здесь даже лифта нет?" — спросил он, вытирая дождевые капли с планшета. "А вы попробуйте пельмени в столовой, лифт не понадобится", — бросила Надежда, пряча под стойку бутылку с недопитым компотом. Алексей настаивал: его
Кларк, в серебристом комбинезоне с потрепанными нашивками, спотыкается о корягу в подмосковном лесу. Зета, щупая пальцами мокрый мох, бормочет: «Сканеры врут — тут даже атмосфера липкая». Их корабль, застрявший меж сосен, мигает аварийными огнями, привлекая Василия, местного сварщика. Он, с банкой тушенки в руках, тычет гаечным ключом в панель: «У вас тут контакт окислился, как на моей «девятке»…
Ольга из села под Тернополем продает последнюю корову, чтобы купить билет до Вроцлава. Муж Виктор три года шлет деньги и редкие открытки с видами польских костелов, но в последнем письме пишет: "Не жди, здесь моя жизнь теперь". На автовокзале в Луцке она прячет купюры в подкладку сумки — знает, что пограничники могут попросить "доплату за транзит". "Пани, ваша виза
Лиза, в рваных джинсах и с банкой краски в руке, скребет плесень со стен дома на окраине Санта-Моники. Ее брат Джейк, пахнущий пивом и лаймом с ночной смены в баре *Driftwood*, бросает ключи на кухонный стол с пятном от кофе. «Опять соседи жалуются на шум? — спрашивает он, замечая записку под дверным ковриком. — Продали бы эту развалюху и забыли». Лиза молчит, вытирая кистью капли на старом
Аврора Тигарден, девушка в очках с толстыми линзами, каждый день разбирала груды посылок на складе почтового отделения в приморском городке Силвер-Харбор. Ее рыжие волосы вечно торчали в разные стороны, а на лацкане пиджака болталась бейджик с надписью «Стажёр». Однажды среди коробок с марками и бандеролей она наткнулась на свёрток, обмотанный верёвкой из конопли — на холщовой ткани отпечатались
Надежда, ветеринар из Зареченска, каждый день начинала с клиники «ЗооДоктор»: уколы таксе с артритом, стрижка колтунов у дворняги. Дома — треснувший чайник на плите, мать, путающая её с младшей сестрой, и дочь Лера, выдиравшая страницы из учебника географии. «Здесь даже кинотеатра нормального нет!» — Лера швырнула вилку в тарелку с гречкой. «Москва не резиновая, дочка», — Надежда собирала крошки
Синдзи Кодзима, переговорщик из МИДа, застрял в пробке по пути в аэропорт Ханэда. Он крутил руль велосипеда, объезжая такси с включенной «аварийкой», когда сирены завыли громче. На взлётной полосе завис гигантский куб с гранями, мерцавшими как сломанный экран. «Они хотят поговорить, — пробормотал он, поправляя мятый галстук, — но на каком языке?» Внутри объекта Юри, физик в кедах с отклеенной
Харуто, второкурсник из токийского техникума, нашел в дедовом дневнике обрывок карты с отметкой возле храма Хигаси-Симбаси. Его одноклассница Сакура, дочь синтоистского священника, уперла ладони в бедра: *«Ты опять полез в старые бумаги? Там же печать клана Амано — ее искали даже в 70-х, пока стройка метро храм не засыпала»*. Они копались в зарослях бамбука за заброшенным супермаркетом «Маруцу»,