В селе под Ивано-Франковском старик Иван копался в огороде, поправляя покосившийся забор из горбыля. Старший сын, Андрей, 34 года, привез из города пластиковые окна, но бросил их у сарая, хмурясь: «Ты бы хоть кур покормил, батя, а не с этим хламом возился». Отец махнул рукой, доставая из кармана смятый блокнот с долгами за свет. Младший, Денис, 28 лет, три года назад укатил в Ригу — работал на
Амир, 27 лет, чинит мотоциклы в гараже за домом в районе Эльбурс. Его сестра Лейла, 19, рисует на балконе акварелью разбитые фонари на улице. В пятницу утром Амир находит в ящике с инструментами потёртую аптечку с арабскими буквами — внутри лежат свёрнутые схемы трубопроводов и фотография деда в военной форме. «Это же тот дом, который сгорел в 80-х», — Лейла тычет в фото пальцем, оставляя синее
Лера, двадцать три года, в красной ветровке, каждый день объезжает Бессарабку и Подол на потёртом скутере. Рюкзак с потускневшими наклейками групп «Океан Эльзы» и «Бумбокс» болтается на плече, а шрамы на коленях — от падений в гололёд. Утром звонит мать, голос с хрипотцой: «Лерка, батя опять зарычал, хлопців пугает... Привези хоть глицин, а?» Лера, придерживая телефон плечом, втискивает пакет с
Оля, рыжая с веснушками, в фартуке с пятнами от борща, толкала тележку на рынке "Шулявка". Возле лотка с укропом столкнулась с Максимом, владельцем закрытого ресторана "Калина". Он выронил пакет с гречкой, она наступила на булку хлеба. "Ты всегда так покупаешь? — усмехнулся он, подбирая рассыпанные зёрна. — Или только когда мешаешься под ногами?". Оля, не глядя,
Лера заказала баню на окраине Подмосковья — старую, с облупившейся краской на дверях и треснувшей плиткой в предбаннике. Подруги — Катя в кожаной куртке, Марина с сигаретой в зубах, Оля, вечно копающаяся в телефоне — приехали на раздолбанной «Ладе», царапая днищем ухабы. «Последний спокойный вечер перед адом», — Лера потрогала обручальное кольцо, пока Катя ставила на полок бутылку «Советского»:
Света, в потёртой куртке с оторванным капюшоном, каждое утро шла вдоль забора из профнастила, мимо гаражей с граффити «Здесь был Витя». После уроков в школе №14, где в столовой пахло жареной рыбой, она задерживалась у теплотрассы с Андреем, который чинил старый мопед. «Вчера возле котельной видел, как лампа сама разбилась», — бормотал он, вытирая руки об засаленные джинсы. Света не верила, пока
Лиза, учительница младших классов с медальоном в форме совы, сидит в кафе «Бриз» у метро «Проспект Мира». Сергей, поправляя часы Cartier, кладет перед ней папку: *"Двести тысяч сейчас, еще три — после подписи. Надо изображать жену перед отцом, пока он в клинике. Выговорите условия"*. Она молчит, перебирая пуговицу на потертом рукаве. *"Квартиру отремонтирую, долги школы
Саша, худой парень в потёртой куртке, пробирался через дворы Петербурга к консерватории, сжимая ноты *"Неоконченной симфонии"*. В кармане жужжал старый Nokia — мать звонила третий раз: *"Деньги на репетитора собрала. Придешь завтра в аптеку?"* Он прижал трубку плечом, протискиваясь в лифт хрущёвки, где жил с бабушкой. На кухне пахло гречкой и мазью от её радикулита. Галина
Джэ Чан моет полы в рыбном магазине, когда внезапно роняет швабру — перед глазами вспыхивает сон: женщина в красном пальто роняет ключи у горящего дома. Он звонит Хонг, прокурору из соседнего квартала: *"Третья аллея, дом с синей крышей… Там будет пожар"*. Она хрипит в трубку, зажимая платком нос от дыма: *"Как ты…?"* — но связь обрывается. На следующий день Хонг приходит в
Артём тащится по обледенелому тротуару к подвалу «Грача», прижимая к груди потрёпанный блокнот. В кармане куртки звенят пятьдесят рублей — вся выручка с прошлого выступления. За стойкой Денис, в засаленной футболке с принтом «КиШ», вытирает стаканы: «Опять свои оды про пробки и бабу Лену из ЖЭКа несешь?» На сцене тускло горит синяя лампа, в углу воняет мокрыми тряпками. Организатор Санек, щёлкая
Мальчик Миту в выцветшей белой рубашке и шортах с заплаткой на колене каждый день убегал к старому баньяну за околицей деревни. Дерево, которое он называл *«Баба»*, шелестело листьями в ответ на его флейту. «Почему река сегодня молчит?» — спрашивал Миту, вглядываясь в треснувшее русло. Баньян, раскачивая корнями, указывал на тропу в гущу леса, где обезьяны таскали манго у разносчика Раджа.
Елизавета Мартен, монахиня из монастыря Святой Анны в провинции Квебек, каждое утро начинает с проверки кладовой. Запасы муки подходят к концу, а вчерашний шторм оставил трещину в восточной стене часовни. «Сестра Мари, — говорит она, поправляя очки, — если не найдем цемент до пятницы, ремонт обойдется вдвое дороже». Помимо молитв, она ведет учет больничных поставок для местной клиники — там