Хидэо, 17 лет, переехал в прибрежный городок после смерти отца. Каждое утро до школы он тайком пробирается через забор закрытого пляжа Сансет-Бич, тренируясь на потёртой голубой доске — подарке младшей сестры Ами. В кафе «Прибой» на углу Оушен-драйв он подрабатывает мойщиком посуды, споря с шеф-поваром Гасом о том, кто лучше чистит креветок: «Ты снимаешь панцирь, а половину мяса в раковину
Марси Вэррен, бывший военный юрист с нервным тиком левого глаза, каждое утро начинал с таблетки клоназепама и холодного кофе из пластикового стаканчика. Его квартира в Бруклине завалена папками с делами ветеранов — на кухонном столе между пустыми бутылками виски лежали показания о взрыве в провинции Гильменд, где погиб его друг, морпех Терренс Шарки. В офисе на Манхэттене секретарша Джина
Лелуш, в школьном пиджаке с потёртыми локтями, прячет под повязкой на левом глазу метку Гиаса — силу приказывать, которую ему дала зеленоволосая С.С. в подземном бункере. Он шепчет офицеру Британии у вокзала Шиндзюку: *«Закрой патруль на южном мосту»*, и тот, стекленея взглядом, повторяет приказ. В кармане у Лелуша смятая фотография Наннали в инвалидном кресле — сестра ждёт его в общежитии
Оля, с выцветшим платком на голове, тащит ведро из колодца во дворе многоэтажки в Краматорске. Ирина, соседка снизу, хрипло кричит из окна: «Опять всю воду забрала? У меня ребенок пеленки запарил!» Оля швыряет железную кружку в лужу — брызги летят на ржавые гвозди в заборе. На следующий день она находит в подъезде разбитую банку с тушенкой, которую прятала под лестницей. Взрыв на промзоне за
Хуан, 27 лет, живет в деревне под Медельином, где пытается содержать небольшой козлятник. Его рыжий козел Пепе регулярно сбегает через дырявый забор, топчет грядки соседа Рафаэля. «Опять твоя скотина мой юкку вытоптала! — кричит Рафаэль, размахивая мачете. — В следующий раз суп из него сварю!» Хуан, вытирая пот с лица, клянется починить ограду, но вместо этого засыпает в гамаке под радио, где
Люка тащит сумку с багетами через переулок за булочной *Chez Martine*, спотыкаясь о треснутый плитняк. Его сестра Эмма, с сигаретой в зубах, рисует эскизы платьев на подоконнике мансарды в 5-м округе. «Опять ты в муке, как привидение», — бросает она, не отрываясь от ткани. По вечерам они толкутся у киоска на площади Пигаль, где Анри, их сосед-фотограф, продаёт снимки туристам. «Смотри, этот
Хоуп Мейерс, 23 года, моет полы в кафе "Diner’s Edge" на окраине Чикаго. После смены залезает в рваные кроссовки, бежит в подвал общественного центра, где арендует помещение за $15 в час. Там она ставит старый ноутбук на пианино, включает трек с помехами, повторяет связки для уличного баттла. "Ты снова забыла про еду?" – мать, Линда, оставляет контейнер с холодной пастой на
Такахаси, учитель биологии в очках с потёртой оправой, замечает в школе трёх учениц-деми. Хикари, вампирша с клыками, на перемене жуёт мармелад в форме капель крови — их продают в ларьке у вокзала. «Попробуйте, сенсей! — тычет она пакетиком. — Настоящую кровь брать негде, да и противно». Сакуи, снежная девушка, сидит у окна, обложившись карманными вентиляторами: «Если растаю, останется только
В припорошенной угольной пылью кузнице деревни Камисиро 17-летний Хироши роется в сундуке с инструментами покойного отца. Под свертками выцветшей ткани находит клинок с трещиной у гарды — незавершенную работу кузнеца Кунио. «Сломается, если дух слаб», — бормочет парень, примеряя хватку, как учили в детстве. На рассвете старейшина Содзи приносит письмо: чернильная печать с гербом клана Огата,
Лейла, 17 лет, подрабатывает в бруклинском кафе *Brew & Hue*, рисуя портреты посетителей за чаевые. В подсобке между сменами она хранит потрескавшийся мольберт и тюбики масляных красок, пахнущих льняным маслом. Однажды за столик у окна садится Мило, парень в помятом худи с рисунком молекулы серотонина, заказывает латте без сахара. «Ты слишком много думаешь, пока рисуешь, — говорит он, глядя,
В горном кишлаке Жазык сухой осенью Сулейман, 35 лет, пас овец, поправляя потрескавшийся ремень на седле. Его младший брат Эркин, в засаленной куртке, принес весть: *«Аке сказал — пастбище за рекой теперь мое. Ты женился на чужке из Бишкека, забыл обычаи»*. В избе, где пахло топленым маслом и пылью, мать резала лепешки ножом с обломанным кончиком, молча глядя на икону святого Николая, висевшую
В припорошенной снегом деревне под Рованиеми Ээро, местный ветеринар, находит в сарае замерзшее тело подростка с перерезанным горлом. Рядом — клочок газеты с датой 1987 года и пятнами брусничного джема. «Чёрт, опять эти городские уроды сюда лезут», — бормочет он, доставая из кармана потёртый Nokia 3310, чтобы позвонить Марьи, единственному полицейскому в округе. Та, разбирая в участке банки с